Вступление субъектов во взаимодействие, как хорошо известно, только проявляется друг для друга на поведенческом уровне, но не исчерпывает его и не сводится к нему, а означает становление определенной, многоуровневой динамической системы. Причем характер ее существенным образом определяется той парадигматикой, которую каждая из сторон «по умолчанию» и независимо от степени осознания втягивает в общее пространство (ситуацию) на правах регулятора процессов поведения в реальном времени, т.е. теми ожиданиями (экспектациями), в которых находит свое выражение представление о том, что может и должна (и, соответственно, чего не может, и не должна) взаимодействующая сторона делать. Если одна из сторон, с точки зрения другой, осуществляет действия, которые не может и не должна осуществлять, то и возникает конфликт.
Деструктивная интерпретация конфликтов отнюдь не отрицает эмпирической возможности выполнения ими позитивной функции. Типологическая категоризация их в качестве деструктивных лишь относит их к тому ряду деятельностных и жизнедеятельностных явлений, в котором располагаются «ошибки», «болезни» и т.п. события нашей жизни. Разбор ошибок позволяет лучше усвоить учебный материал, а благополучно перенесенная болезнь укрепляет иммунитет. Однако никому не приходит в голову приветствовать ошибки или болезни и рекомендовать их культивировать, развивать и укреплять, как это бывает с конфликтологами. Кроме того, одно дело такие формы взаимодействия как только «мыслимый», «экспериментальный» или «игровой» (разыгрываемый) конфликты и совсем другое – те реальные конфликты, которые не специально организуют, а в которые неожиданно для самих себя попадают.
Если вновь обратиться к «играм» как к наглядному примеру и модельному прототипу конкуренции (соревнования), то применительно к ним достаточно очевидно, что по отношению к объемлющему их социальному пространству, игровое пространство, замкнутое относительно правил игры, способно представлять только ту его часть, в которой социальное взаимодействие обрело свою определенность (продуктивность) и регулярный, массовый, институциональный характер. Но такая действительность как социальные изменения (эволюция и развитие), т.е. складывание новых отношений и продуцирование и освоение новых реальностей, вольно или невольно выводит нас за уже сложившиеся пределы, т.е. делает социальное пространство открытым. Именно к этой действительности апеллируют энтузиасты позитивно-функциональной интерпретации конфликтных явлений. Поскольку для них именно конфликты, во-первых, размыкают те или иные отжившие свой век социальные пространства, а во-вторых, позволяют обнаружить и осознать те новые противоречия, которые стимулируют социальное развитие.
Однако такая точка зрения существенно игнорирует соотношение естественного/искусственного в социальной деятельности и сводит социальные изменения исключительно к эволюционным процессам[1]. Только в отношении этой категории процессов социальных изменений конфликты способны выполнять функцию преодоления социальной рутины и обнажения тех или иных противоречий. Но и в этом случае никакого реального разрешения противоречий они сами по себе не содержат и оказываются весьма неэкономным и опасным «средством» стимуляции социальных изменений кустарным способом «проб и ошибок», т.е. непосредственно-практически.
Характерно, что в тех случаях, когда конфликт рассматривается как амбивалентное явление, именно регулируемость есть то качество, с которым связывается возможность позитивного влияния конфликта на общественную жизнь: «если им грамотно и умело управлять, то он может стать элементом организационного развития» [2; 39-47]. С точки же зрения оргдеятельностной модели, именно нерегулируемость и представляет собой основное содержание конфликта, ибо отсутствие единой парадигматики (парадигматической конгруэнтности) и означает дефициентность регуляторов конфликта как относительно целостного, рационального и целенаправленного взаимодействия. Появление же таких регуляторов есть не что иное, как превращение конфликта в другую форму социального взаимодействия, а именно, с точки зрения введенной типологии, в «конкуренцию» или «сотрудничество» субъектов взаимодействия. При этом конкуренция как вид взаимодействия сохраняет отношения противодействия сторон, а сотрудничество предполагает возможность их изменения на отношение содействия. Поскольку только на этом пути возможно обретение взаимодействием определенной направленности, целевой завершенности и социокультурной ценности.
Такое превращение способно обеспечить лишь преобразование парадигматик взаимодействующих сторон (с изменением самих «правил игры»), их релятивизация. Отсутствие на это согласия сторон гипостазирует конфликт и закрывает дорогу к его преодолению. Поэтому базовой предпосылкой управления конфликтом в ОД-модели является проблематизирующая релятивизация конфликтной парадигматики – первое условие ее применимости и первая фаза соответствующей стратегии разрешения конфликта, а основным вопросом ОД-конфликтологии оказывается вопрос об условиях и границах парадигматической релятивизации. Т.е. вопрос о том, чем определяется наличие таких границ, возможно ли изменение их контуров и существует ли стратегия преодоления конфликта, когда сама возможность релятивизации ставится под вопрос?[2]
Чисто конструктивная переработка исходных «правил», открывающая возможность переведения конфликтных отношений в отношения сотрудничества или конкуренции, приобретает права новой парадигматики в результате ее легитимации сторонами взаимодействия.
В тех случаях, когда конфликт отождествляется с противодействием как таковым, разделение конфликтов на конструктивные и деструктивные связывается фактически с «выходом» из него, с фазой или стадией «разрешения» конфликта, сменяющей стадию конфликтного поведения (открытой борьбы), собственно реального противоборства. А в качестве основных стратегий исхода обычно фигурируют: уклонение от участие в конфликте (признание поражения), продолжение открытой борьбы и торг (переговоры). Причем уклонение от борьбы или продолжение открытой борьбы считаются, хотя и по разным основаниям, дефициентными способами преодоления конфликта и основной упор делается на третьей стратегии – стратегии ведения переговоров. Поэтому подавляющее большинство конфликтологических работ, центрированных на разрешении конфликтов, посвящено технологии ведения переговоров и условиям их проведения, а «правильно» проведенные переговоры рассматриваются в качестве универсального средства конструктивизации конфликтных отношений.
Переговоры – это, как правило, прекращение самого реального противодействия и перевод его в рефлексивный коммуникативно-мыслительный план, план открытого обсуждения участниками своих разногласий и усилий «прямого» согласования своих интересов. Скажем, Р.Фишер и У.Юри описывают гарвардский метод «принципиальных переговоров» как состоящий в том, «чтобы решать проблемы на основе их качественных свойств, т.е. исходя из сути дела, а не торговаться по поводу того, на что может пойти или нет каждая из сторон. Этот метод предполагает, что вы стремитесь найти взаимную выгоду там, где только возможно, а там где ваши интересы не совпадают, следует настаивать на таком результате, который был бы обоснован какими-то справедливыми нормами независимо от воли каждой из сторон» [14; 19].
Нетрудно заметить, что основная установка этой стратегии, с точки зрения ОД-модели, состоит в преобразовании исходного конфликтного противодействия в те или иные формы продуктивного сочетания сотрудничества (конструктивного содействия) с конкуренцией (конструктивным противодействием).
Если конфликтная ситуация возникает по тем или иным причинам в хорошо освоенном (в культурно-нормативном смысле) социальном пространстве, то основным направлением преобразования конфликтующих парадигматик является их сведение к таким социально гарантированным, общественно значимым формам или уподобление им. Так, скажем, как это происходит при легализации «теневых» экономических операций. Это автоматически способно преобразовать конфликтное взаимодействие, обеспечить его интеграцию в продуктивные формы социального взаимодействия. В тех же случаях, когда такая ситуация складывается в неосвоенных областях социальной жизни, на своего рода «ничейной» территории, и такое сведение невозможно, необходимо оригинальное парадигматическое конструирование. Любые успешные переговоры венчает договор, в соответствии с которым и осуществляется дальнейшее взаимосогласованное (легитимизированное) регулирование взаимодействия конфликтовавших сторон. Т.е. такой договор выполняет парадигматическую функцию в отношении продолжающегося взаимодействия, а релятивизация, преобразование и легитимация парадигматики и определяют содержание переговорного процесса.
На первый взгляд подобное представление конфликта может показаться излишне формальным и «внешним», оставляющим без внимания его «внутреннее» содержание и те возможности, которые этим внутренним содержанием определяются. И действительно, оргдеятельностное истолкование конфликта мало, само по себе, занимает то поле эмпирических возможностей, в которых проявляются конфликтные отношения и их перманентное превращение в действительность «здесь и теперь» пространства социального взаимодействия. Но только потому, что эта модель обращена не к возможному, а к формам утверждения в нем должного. Ее основу составляет презумпция, что в сфере социального взаимодействия, также как и в личностной сфере все «дело, – говоря словами В.Франкла, – не в осуществлении каких-либо возможностей, а, напротив, в осуществлении необходимости – того единственного, что нужно в данный момент. Дело в том, чтобы стремиться всякий раз не к возможному, а к должному…. Истинной проблемой была, есть и остается проблема ценностей, и мы не можем уклониться от столкновения с ценностной проблематикой, принимая решение, какая из существующих возможностей достойна реализации, какая из существующих возможностей является в то же время и необходимостью» [15; 70-71].
Парадигматический план социального взаимодействия и есть план долженствования, в котором обретает конкретный операционально-действенный смысл ценность правильного (отсюда и «правила») в этой сфере. А любой договор только тогда гарантирует реальное преобразование конфликта в конструктивные виды взаимодействия и способен выполнять регулятивную функцию, когда обе стороны рассматривают требования, которым обязуются подчинить свою будущую активность, как обоюдно справедливые, т.е. правильные.
Использованная литература
1. Акофф Р. и Эмери Ф. О целеустремленных системах. М.: Изд-во Советское Радио. 1974
2. Барклянский Ю.А. Теоретические проблемы социально-трудовых конфликтов (обсуждение за «круглым столом») // Социологические исследования, N12, 1991, с.39-47.
3. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Л.: Изд-во Лениздат. 1992
4. Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. М.: Изд-во Наука. 1978.
5. Гостев А.А., Соснин В.А., Степанов Е.И. На путях становления отечественной конфликтологии // Психологический журнал. 1996. №2. С.110-128
6. Донцов А.И., Полозова Т.Л. Проблема конфликта в западной социальной психологии // Вопросы психологии. 1980. №6. С.119-133
7. Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. М.: Изд-во Аспект-Пресс. 1995
8. Краснов Б.И. Конфликты в обществе // Социально-политический журнал. 1992. №6-7. С.14-22
9. Мерлин В.С. Индивидуализация социальных схем и регуляция свойств индивидуума социальными схемами // Международных коллоквиум по социальной психологии. Тбилиси. 1970
10. Пископпель А.А. Конфликт: социокультурное явление и научное понятие // Этнометодология, М., Вып.1, 1994, С.40-52
11. Преториус Р. Теория конфликта // Политические исследования. 1991. N5, С.139-142.
12. Саймон Г. Науки об искусственном. М.: Изд-во Мир. 1972.
13. Социальные конфликты: Экспертиза. Прогнозирование. Технология разрешения. Вып.1, М., 1991
14. Фишер Р., Юри У. Путь к согласию. Или переговоры без поражений. М.: Изд-во Наука. 1992.
15. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Изд-во Прогресс. 1990.
16. Хайдеггер М. Время картины мира // Новая технократическая волна на Западе, М. 1986, С.93-118.
17. Хасан Б.И., Сергоманов П.А. Разрешение конфликтов и ведение переговоров. Красноярск-Москва. 2001.
18. Хейзинга Й. Homo Ludens. М.: Изд-во Прогресс-Академия. 1992
19. Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М.: Изд-во ШКП. 1995
20. Ядов В.Я. О диспозиционной регуляции социального поведения личности // Методологические проблемы социальной психологии. М.: Изд-во Наука. 1975. С.89-105
21. Deutch M. The resolution of conflict: constructive and destructive processes. New Haven and London. 1973.
22. Katz D.& Schanck R.L. Social Psychology. N-Y: John Wiley & Sons. 1938
23. Piskoppel, A.A. (2001). Relativization of The Conflict Space. In J.Willby and J.K.Allen, eds. Proceedings of the 45th Annual Conference of the International Society for the Systems Sciences, Asilomar, CA, July 8-13, 2001, 13 p
24. Rapoport A. Conflict in Man-Made environment. Baltimore. 1974.
[1] Скажем, СМД-методология различает четыре исторических типа социальных изменений: естественную эволюцию, искусственное развертывание, искусственно-естественное развитие и естественно-искусственное становление.
[2] Соответственно, особый интерес и особую трудность для конфликтологии, при любом истолковании сути ее предмета, представляют те явления, где в основе происходящего социального противодействия конфликтующие стороны усматривают фундаментальные духовные значения, не подлежащие релятивизации [23].
Продолжение
Взаимодействие: содействие и противодействие
Область явлений и теоретическая схема
Конфликт как деструктивное противодействие
Разрешение конфликтов. Использованная литература
Конфликтология и конфликты