(1940-2007)
Разговор создает мир
Вы никогда не обращали внимания на то, что большую часть жизни люди разговаривают? Разговор создает мир. Пока вещь не названа – ее нет. А чтобы ее назвать, нужно слово. А за словом стоит дистинкция, то есть выделение чего-то из всего, как некоторой отдельности. Я слышал как-то разговор четырех человек, — двух женщин и двух мужчин. Они говорили о давлении крови. Говорили они часа полтора или два. Они рассказывали друг другу, как давление у них меняется, что они при этом чувствуют, как давление связано с погодой, едой, нагрузками. Они с жаром перебивали друг друга и громко заявляли о верхнем и нижнем давлении. Они очень торопились назвать друг другу свои цифры, показатели родителей, родственников, друзей. Вот скрипичной партией вступил женский голос, с восторгом вспомнивший недавнюю телепередачу об опасностях высокого артериального давления. Другие голоса восхищенно замолчали. И тут же грянули литавры из имен высоких медицинских светил. Казалось бы, о давлении сказано все. Но в иссякающий разговор низким фаготом вступила тема о том, кто, где, когда умер от гипертонии…
Я не видел этих людей, я слышал только их голоса. Но передо мной развернулась драма высокого давления во всех его проявлениях, полутонах, модификациях. Только что произошло чудо: четверка воссоздала мир кровяного давления в жизни человека. Взрослые непрерывно разговаривают с маленькими детьми. Те таращат на них свои непонимающие глазенки и неуклюже учатся создавать в словах зеркальный мир, и через эти зеркала видеть мир реальным. Научившись самой малости, ребятенки тут же принимаются подтверждать свое право обозначать мир так, как они научились. И изменить что-то в этой на глазах застывающей стеклянной массе мира бывает безумно трудно. Помню, как-то я разговаривал с пятилетним мальчиком, он не хотел того, этого, пятого, десятого. Я его спросил, чего же он хочет? Он ответил, что ему нужен «канюта». Я спросил, что это такое. Он долго мне объяснял, потом сильно рассердился и сказал мне как несмышленышу: «Канюта есть канюта». Минут тридцать я пытался выяснить у него, что это такое. Он дошел до крайнего возмущения моей тупостью, говорил мне: «Как же ты такой большой и не знаешь, что такое канюта?» На его возмущенном лице выразилась жалость ко мне. Потом оказалось, что канюта – это компьютер, но он, приобретя знак, обозначающий эту вещь, яростно защищал свое право пользоваться этим знаком, старался подтвердить эту маленькую связку между знаком и вещью, как уже существующий натуральный факт. Время от времени я забавляюсь тем, что на каких-либо сборищах, — семинарах, конференциях, переговорах, — «выключаю» звук, он вначале даже мешает понимать, о чем идет речь. Чаще всего люди говорят одновременно. Им важнее высказать, утвердить, подтвердить свое видение, чем услышать видение других. Вернер Эрхард к этому случаю приводит замечательную модель: стоят один напротив другого включенные магнитофоны, и это тоже как будто бы коммуникация. И, действительно, снизить неопределенность, сложность и противоречивость этого мира легче всего, многократно повторяя свою версию этого мира. И когда ты неудачлив, неуспешен, когда у тебя не получается то, что ты задумал, рано или поздно от беспрекословного и нелепого обвинения мира в том, что он не таков, как ты утверждаешь в «рассказах» о нем, ты переходишь к болезненному процессу осознания того, что твои рассказы о нем не соответствуют ему, что неверна твоя версия. Так меняется человек разговаривающий.
Сигналы, языки и программы
Я представил себе Землю миллионы и миллионы лет назад, — когда еще не было разговоров, а были сигналы, обмениваясь которыми живые существа лучше делали свои дела: продолжали род, находили пищу, избегали опасности. По фантастически быстрому сигналу стая из сотен рыб мгновенно меняла направление движения. Голубой кит, приглашая китиху заняться продолжением рода, издавал самый громкий на Земле звук, — 180 децибел (для сравнения, громкость двигателя реактивного самолета – 120 децибел). Живые существа с неразвитой сигнальной системой постепенно вымирали. А у высших животных сигнальные системы постепенно, медленно и болезненно превращались в язык. Именно развитость языка стала основным фактором выживания и развития человеческой популяции. И миллиарды сегодняшних людей должны с благоговением благодарить язык за свое существование. Но вернемся к нашим первочеловекам. Из всех животных самые умные и хитрые – обезьяны. У них больше мозгов. Именно поэтому держать обезьян в квартире – сущее наказание. Они могут разломать все, что угодно и испортить все, что угодно. В этом, поначалу, и проявлялся их недюжинный интеллект. Неработающий орган отмирает. А работающий – развивается. Мозг обезьяны заставил ее неимоверно усложнить систему сигналов, которой она пользовалась. А все усложняющаяся система требовала все большей массы мозга и его развитости. И когда вдруг появился первобытный человек, он уже вполне функционально гулькал и булькал как современный человеческий младенец. Но до сих пор древние инстинкты, которые позволили выжить человеку миллионы лет назад, управляют его поведением. Однако теперь уже на уровне разговоров или коммуникации. Приведу один забавный пример, хорошо иллюстрирующий эту мысль. По молодости лет я очень огорчался тому, что вокруг моих великолепных, завершенных по форме друзей всегда крутились девочки, а вокруг меня они, почему-то не крутились. Хотя я, по признанию тех же друзей, был и развитее их в интеллектуальном плане, и книжек больше прочитал, и лидером был у них я, а не они у меня. Однажды кто-то привел к нам в компанию очаровательнейшую девочку по имени Леночка. Она с восхищенной мордочкой начала рассказывать мне о том, как мечтала со мной познакомиться, как наш общий друг рассказывал ей о моих подвигах, как вот сейчас эта мечта сбывается. Я молча слушал ее минут пять. Оробелость сменилась надеждой, что вот теперь, наконец-то, все изменится. И впредь я буду любим и обожаем. Я начал ей что-то говорить и с изумлением увидел, как выражение ее радости и восторженности сползает с ее хорошенькой мордочки, как глаза ее становятся отчужденными и холодными, как она вдруг заторопилась… Подобных эпизодов в моей жизни было довольно много, и я тяжело размышлял о том, почему это так. Ответ я получил, когда начал разбираться в предназначении языка для человеческих существ. Оказалось, что речь лучше всякого микроскопа высвечивает человека до самых его темных глубин. И по определенным знакам, которые несет речь, существо одного пола практически мгновенно следует древнему инстинкту, определяет перспективность, надежность и функциональную направленность особи другого пола. А поскольку я был молод, малопрактичен и с потравленной интеллектом мужской самостью, эти милые бабочки на подсознательном уровне схватывали это и улетали. Когда я молчал, меня принимали за демонического мужчину и шли со мной куда угодно. Поняв это, я стал менее разговорчив, но более успешен. А обнаруженный мною закон стал предметом, которому я начал обучать моих друзей. Человеческая речь, человеческая коммуникация, — сложнейшая многослойная система, научившись декодировать, расшифровывать которую, овладев которой, человек обретает фантастическую социальную силу.
Разговор как жизненный университет
Поговорим теперь о разговоре, как о жизненном университете. В сексуальную жизнь люди входят через 
разговоры. Пройдя предварительную подготовку в детском садике, обучившись первым названиям в младших классах средней школы, большинство людей настоящую подготовку в этом плане проходят во Дворе. Здесь обычно побеждает примитивный, циничный и грязный стиль обсуждения этой сферы жизни. Сплошной мат среди подростков, герои, с которыми это уже случилось, или они говорят, что это уже с ними случилось, рассказы о великих «женщинах» с соседнего двора, которые «всем дают», завораживают зеленые сознания неопытных новичков, задают первичные матрицы, в которые затем укладывается реальный жизненный опыт молодых неандертальцев, превращая их в грубое, грязное, примитивное животное, которое, увидев приличную девочку, проходящую мимо, говорит таким же как он неандертальцам с выпученными бровями: «Знаю я эту б… Говорят, она Ваське давала и Петьке давала». Сонеты о любви Шекспира и Петрарки печально умирают в этой чавкающей жизненной жиже. Весь этот механизм можно назвать «жизненным ремесленным училищем» или «жизненной ремеслухой». Начальное профессиональное образование. Каждая женщина, получившая начальное профессиональное образование, зачавшая дитя, пережившая беременность, роды и выпестывание младенца, получает уже университетское образование. Жизненные университеты начинаются для нее с хождения по больницам, переживания семейных катаклизмов, лежании на сохранении и, как апофеоз, приключение под названием «Роды». На всех этих этапах женщины непрерывно разговаривают, обучая друг друга нехитрой мудрости секса во время беременности, борьбе за выживание с медперсоналом наших жутких лечебных заведений, искусству взяток и подношений и другим технологиям тяжелой женской доли. Мат и надзирательские грубые окрики медсестер во время родов считаются, например, большим благом в этой сфере. «Иначе бы они не родили», — вынесла оправдательный вердикт этого обращения с роженицами одна из акушерок. И вот веселым весенним утром юные мамаши везут в пестрых розовых колясочках своих орущих, какающих, писающих, бессмысленно таращащих глаза ангелочков и разговаривают, разговаривают, разговаривают между собой о самом важном: какого цвета какашки были сегодня у ангелочка и что это значит, как выпускать из ангелочка после кормления воздушок, чтобы ангелочек не заблевал розовые бантики, в какую аптеку и за каким лекарством бежать, чтобы спасти ангелочка от ярко красной сыпи на попке или на личике – это не имеет значения. И т.д., и т.д., и т.д. Женщина, прошедшая этот университет и получившая через разговоры огромный жизненный опыт десятков врачей, сотен родственников, друзей и знакомых, и тысяч незнакомых, вполне могла бы претендовать на настоящий государственный диплом о высшем образовании по своей самой главной женской профессии. А если она еще и книжки про все про это читала, то ей прямая дорога в аспирантуру. Но самый главный жизненный опыт в этой сфере посредством разговоров передается от более опытных к менее опытным, от старших к младшим, от одних поколений к другим. Статус разговора как университета можно проиллюстрировать еще одним бытовым примером. Человек приезжает куда-то на отдых. Официальная информация, необходимая для эффективного времяпрепровождения обычно убога, скудна, зачастую малосодержательна и совершенно недостаточна для полноценной человеческой жизни. И вот здесь во всем своем жизненном величии возникают Разговоры. Люди непрерывно общаются друг с другом и, сделав первый сброс воспоминаний о том, что «на Канарах было лучше», «а вот когда мы были на Гоа…», «разве это цивилизация?», «вот в Германии действительно цивилизация…»…, они начинают делиться информацией о том, что здесь есть интересного, где дешевле, какие гиды умнее, что можно есть, чего нельзя есть, как обращаться с морем и солнцем в этих краях и т.д. и т.п. В результате ориентируются люди в новой ситуации практически мгновенно. Обогатившись многообразной информацией, они быстро сбиваются в небольшие стайки для совместного проведения отдыха. И получив этот опыт, они передают информацию о нем новым потокам туристов. Поэтому подавляющее большинство попыток обмануть людей разбиваются о живую жизненную ткань, строящуюся на разговорах, из разговоров, в результате разговоров. Когда человек устраивается на работу в новую организацию, он о ней практически ничего не знает. Официальная информация, которую он получает в отделе кадров, от будущих руководителей, отражает скорее желаемое или нормативное представление о положении дел в этой организации. В организациях с жестким управлением, с авторитарным руководством разрыв между официально-нормативным и реальным положением дел огромен. Такие организации полностью построены на лжи. И когда новый человек вливается в ее 
нестройные ряды, балом начинает править Его Величество Разговор. В курилке, в столовой, на автобусной остановке, в рабочем коллективе новому человеку довольно быстро объясняют, кто есть кто и что есть что. Вот этот руководитель, например, патентованная сволочь, хитер и злопамятен, с ним лучше не ссориться, его лучше обойти. А вот этот человек – стукач у начальства, лизоблюд, выслуживается за будущую квартиру. Ну а этот – классный, хороший мужик, но ему не дают ходу, потому что очень талантливый и умный, а таких не любят… И новичок сразу понимает, что здесь действуют простые и ясные правила игры, нарушение которых сулит большие неприятности: с сильными не спорь, от шестерок держись подальше или сам становись шестеркой, если есть талант и ум, — лучше их не проявлять. Это и есть настоящая, внутренняя практически не искоренимая корпоративная культура. Она существует не в форме корпоративного кодекса или еще каких-либо корпоративных документов, а в форме разговоров. Разговоры – это ее живое социальное тело. Но, тем не менее, тексты – это не такая простая штука. Иногда люди ведут разговор через столетия или через тысячелетия. Единственный связующий людей фактор здесь – текст. Принцип одновременности действий и принцип одновременности изменения коммуницирующих сторон, характеризующие истинное коммуникационное взаимодействие, работают в этих случаях в моменты контакта с текстом воспринимающего этот текст. Но для того, чтобы раскрыть такой Разговор на смысловом уровне (а не на уровне значений слов и предложений), нужно проделать специальную профессиональную работу. Помню, как мы когда-то посвятили цикл
(1596-1650)
методологических семинаров проработке главного методологического труда Декарта «Правила для руководства ума». Над первой страницей мы работали месяца два. Работа была организована так. Неделю участники семинара разбирали один абзац текста. Когда мы собирались, каждый выкладывал свое понимание этого абзаца. Поскольку участников семинара было 10 человек, получалось 10 разных интерпретаций этого абзаца. В начале мы пытались разобраться в причинах разного понимания одного и того же текста, определить, как выражался Френсис Бэкон «кривизну ума» каждого, которая исказила смысл текста. Затем оказалось, что на рубеже XVI-XVII веков смысл большинства понятий, которыми пользовался Декарт, был другим. Для его восстановления пришлось забраться в историю культуры Франции того времени. И когда мы уже совсем обрадовались, что поняли текст Декарта, кому-то пришла в голову банальнейшая мысль: а не сравнить ли нам переводы текста на русский, сделанные разными переводчиками? Сюрприз: оказалось, что один из переводов на русский был сделан с французского перевода, а другой – с английского оригинала… К сожалению, мы не были полиглотами и в оригинале прочитать этот текст не смогли. Но зато смогли понять некоторые смысловые нюансы текста, связанные с характером Декарта, его волевыми качествами, его взаимоотношениями с коллегами, его образом жизни и образом мышления, позволившем ему сделать революционный скачок в философии тех времен. Интересно, о чем думал сам Декарт, когда писал свои тексты, когда 12 часов подряд защищал докторскую диссертацию перед наивзыскательнейшим философским синклитом того времени. Как бы там ни было, но мы считали, что наш Разговор с Декартом состоялся. Фактически для эффективного Разговора такую же или подобную работу нужно проводить каждый раз, когда ты в этот разговор вступаешь. Смысл разговора лишь в небольшой мере зависит от словарных значений употребляемых слов. Чтобы понять другого, необходимо многоконтекстное восприятие говоримого, учета собственных непрерывных онтосинтетических действий, учета истории отношений, актуальных смыслов ситуации, задач, проблем, целей, скрытых интенций и еще много чего, что чувствуется интуитивно на подсознательном уровне. В этом разговорном Космосе могут выплыть только закаленные моряки, профессионалы в человеческой коммуникации, люди, относящиеся к Разговору, как к наивысшей ценности, порождающей не только личностный и социальный миры, но и миры вообще. Так давайте же учиться Разговаривать!
Новое открытие: разговор сознаний
Когда-то талант начал водить изумленной рукой первого в мире художника, и он с суеверным страхом увидел, что животные и люди на стене пещеры разительно похожи на живых животных и на живых людей. 
Это были первые шаги в удвоении мира и создании второй, искусственной, символической, знаковой Природы. Но главное открытие было впереди. Когда человек спал или умирал, он мог, по древним и по современным поверьям, услышать, что говорили о нем другие люди. Поэтому мы стараемся не говорить плохо об умерших, и опасаемся высказывать о человеке какие-то отрицательные суждения, когда он спит. Это поведение строится на неявном признании того, что иное, не мое, сознание существует. Но существование иных сознаний не всегда было для людей очевидным. И так же, как первый в мире художник с восторгом и робостью рисовал свою первую в мире картину, первый шаман сделал восхитившее и испугавшее его открытие, что кроме его собственного, такого знакомого и само собой разумеющегося сознания, существуют иные сознания, с которыми можно устанавливать контакт, в которые можно входить, которые можно приглашать в мир своего сознания и заражать их своим миром, с которыми можно вступать в Разговор. И, что было очень важно, этот Разговор мог вестись на уровне сигналов, слов, символов, на уровне невербальных, смыслообразующих проявлений (позы, жесты, мимика, интонации и некоторые другие). А также на уровне сущностей, составляющих саму суть сознания, и не проявляющихся внешне.
Это было открытие внутреннего разговора разных сознаний. Я переоткрыл это древнее открытие, когда был на похоронах одной моей замечательной коллеги, Ученого, человека удивительно целостного, благородного и чистого. Многие житейские самоочевидности изумляли ее как наивное дитя, пришедшее 
в этот мир, чтобы пронести сквозь него эту невинность. И вот она умерла. Вокруг нее стояли коллеги, тихо и осмотрительно переговариваясь. Вот к изголовью подошел один из ее учеников, прилипший, за неимением своего таланта, к ее таланту, с фальшивыми глазами: он старался казаться огорченным. Заученным жестом он положил руку на край гроба у изголовья, и слегка деланно (пожалуй резковато, подумал я) опустил подбородок к своей груди. Постояв в этой позе точно отмеренную минуту времени, он так же резко поднял голову, убрал ладонь и промаршировал в толпу. Меня вдруг потрясло то, что я понял, почувствовал, пережил полное отсутствие контакта его сознания с ее сознанием. Я вдруг понял, что подлинного Разговора между ними никогда не было, его нет сейчас, и уж тем более никогда не будет в будущем. У меня этот Разговор с ней был всегда: через воспоминания, через ее тексты, через наши с ней тщательно оберегаемые противоречия. И сейчас ее физическая смерть была для меня, как, я был в этом абсолютно уверен, и для нее — неумной выходкой Природы, мешающей нам с ней вести наш Разговор. Можно конечно успокоиться, обозначив такой разговор как взаимодействие неких программ в рамках сознания человека. Но что-то этому всегда во мне мешало. Был тут некий остаток, некая дельта, которая оставалась необъясненной при использовании программного подхода к человеку. Приблизил меня к пониманию этого явления один бытовой эпизод из моей семейной жизни. Как-то возвратившись домой после, как всегда, бурного и перенасыщенного событиями и впечатлениями дня, мы с моей Людмилой не успели договориться о том, что будем делать дальше. Она очень устала и, когда я, повозившись с какими-то своими делами, зашел в ее комнату, она тихонько спала, выпростав, как всегда, ногу из-под одеяла. Во мне произошел эмоциональный взрыв: я почувствовал, как ее сознание, с которым у меня шел диалог в течение нескольких десятков лет, выключилось, будто электрический свет в комнате. Я остался один. В не очень интересном без нее для меня мире. Вот лежит и слабо посапывает мое любимое существо. Вернее, оболочка моего любимого существа. А вести Разговор не с кем. Я ходил по квартире как зверь по клетке, не в силах посидеть даже минуту.
Экспериментальная чистота этого случая была обеспечена еще и тем, что я временно потерял зрение и не мог ни читать, ни писать, ни смотреть телевизор, ни работать на компьютере. Вдруг оказалось, что мне нечего делать в этом мире без контактов с ее сознанием. С этим огромным, богатым, многоцветным, ярким, прекрасным пространством, которое, собственно, и было сутью ее как человека. Казалось бы, самое простое, вспомнить о том, что она в моем сознании лишь программа, вызвать к активности эту программу, и общаться с ней на здоровье, сколько бы она не спала. Ан нет!
Иное сознание не оформить никакими программами, и без Разговора с живым сознанием ты одинок в ледяной пустыне мироздания, как смерзшийся шарик Земли, в бездонном холоде и мраке Космоса. Вот тебе и роль коммуникации в появлении и саморазвитии человека!
Москва · 2006
________
Методические материалы по минимизации разрушительных конфликтных процессов
Конфликтология и конфликты