Социальный конфликт: концептуальные предпосылки оргдеятельностной модели

До сравнительно недавнего времени содержание понятия «конфликт» связывали с разрушительными, патогенными событиями в социокультурной сфере, межличностных отношениях или в глубинах бессознательного. И только со второй половины XX века – согласно распространенной точке зрения, с работ М.Фоллет конца 40-х гг. – возникает устойчивая тенденция пересмотреть традиционное содержание этого понятия таким образом, чтобы оно в равной мере было приложимо и к позитивным, и к негативным жизненным явлениям, и тем самым лишить его, по возможности, заведомо отрицательного и вообще оценочного измерения.

Поначалу эта тенденция подспудно проявляла себя в подчеркивании того эмпирического обстоятельства, что «реальные» социальные или внутриличностные события никогда не бывают однозначными, и в призывах посмотреть на конфликты как на явления, способные выполнять и некоторые положительные функции. Мол, у такого рода в целом негативных событий есть аспекты, которые могут быть оценены положительно. А затем, в своей развернутой форме, в отстаивании точки зрения, что это вообще суть такие явления, которые могут играть как отрицательную, так и положительную роль в организации жизни, и что все их множество может быть разделено на конфликты конструктивные и деструктивные, в зависимости от некоторых условий и обстоятельств их проявления. Появляются концепции (типа концепции «позитивно-функционального конфликта» Л.Козера), в которых эту «положительную» роль стремятся сделать если и не основной, то явно приоритетной.

Вместе с тем, подобные терминологические новации возникли не на пустом месте, а стали внешним выражением процесса, в ходе которого понятие конфликта из дескриптивного (феноменологического) и периферийного стало концептуально перерабатываться в одно из базовых понятий для ряда культурно-антропологических дисциплин и претендовать на одно из центральных мест в деле построения их теоретических систем. Так, по сути дела, вся политическая социология США в 1960-х г. распалась на два блока: «конфликтную школу» и «школу консенсусаSYMBOL 187 \f «Times New Roman» \s 10 [11]. Наряду с появлением новых предметно-дисциплинарных областей типа этнологии, политологии, социологии или психологии конфликта предпринимаются попытки оформления общей «теории конфликта» и специализированной дисциплины – «конфликтологии». Сложилась и непрерывно растет область конфликтопрактики с обслуживающей ее разветвленной институциональной и гуманитарно-технологической инфраструктурой. Уже к середине 90-х г. в одних только «США насчитывается около 400 разного рода конфликтологических проектов и программ» [5].

Все это позволяет рассматривать совокупность междисциплинарных связей и отношений, так или иначе выстраиваемых вокруг и по поводу конфликтных тематики и проблематики, в качестве интегративных связей широкого общенаучного движения (наподобие информационного, системного, экологического и т.п.), имеющего общие направленность и концептуальный базис. Если иметь это в виду, то действенные анализ и оценка любых частно-предметных теоретических представлений о конфликтах не могут не затрагивать конфликтологических представлений, на которые так или иначе ориентированы все отдельные течения такого движения, вносящие свой специфический вклад в общее дело, и которыми все они так или иначе опосредованы. Справедливо это и для работ в области психологии конфликта, всегда так или иначе предполагающих или отсылающих к тем общим представлениям о конфликтах, на которые они опираются. При всей оправданности подобной установки возможность ее реализации на практике отнюдь не очевидна. И неочевидна прежде всего потому, что сами эти общие представления о сущности конфликта представляют собой не заданность, а скорее задание и далеки от общезначимости.

Хотя конфликтам посвящено немало работ, практически каждую из них сопровождает мысль об отсутствии общезначимого понимания («определения») сущности конфликта, о невозможности охватить единым понятием всю совокупность причисляемых к конфликтам явлений и т.д.[1] Скажем, по поводу социальных конфликтов существует целый спектр мнений о причинах такого положения дел, начиная с тех, в которых отрицается сама возможность теоретического воспроизведения таких сложных явлений, и кончая теми, которые отрицают необходимость какого-либо объективного знания, полученного вне и помимо самого реального конфликта [13].

В результате, какова бы ни была бы конкретная определенность, выделяемая в конфликтах, по ее поводу всегда можно обнаружить прямо противоположные суждения, и не только в отношении вопросов частных и второстепенных, но и в отношении вопросов принципиальных. Поскольку для одних специалистов «есть способы выявления, высветления конфликтов … И задача ученых, общественности в том, чтобы помочь их высветить, все их стороны, а затем найти адекватную форму их разрешения, точнее, разрешения тех противоречий, которые лежат в их основе» [13; 31], а для других «основное для науки – прояснение конфликта, а не активное участие в нем, и рекомендаций в отношении конфликта поэтому не должно быть. Мне кажется, что ученые должны понимать, что сделать они могут очень мало. Потому, что разрешение конфликта возможно, по-моему, только на нерациональной основе» [13; 53][2].

---