Яндекс.Метрика

Экстремальная социология

Экстремальная социология

Экстремальная социология 

Хайкин С.Р.-  директор Института социального маркетинга (г. Москва)
Хайкин С.Р.— директор Института социального маркетинга (г. Москва)

Разговор пойдет по теме экстремальной социологии, постараюсь попасть в зону ваших интересов. Проблематика, которую мы обозначили, необычайно широка. И, к сожалению, повод для развития экстремальной социологии есть не только сегодня, но и закладывается на будущее. Сегодня на пространстве Российской Федерации есть зоны военных конфликтов, и стоит задуматься вообще о том, надо ли вообще принципиально проводить исследования в таких зонах. По этому вопросу есть две позиции.

Первая выражена профессором Юрием Левадой, руководителем известного исследовательского центра, который говорит, что люди в таких условиях не смогут отвечать на вопросы, они побоятся, и не дело социологов лезть в эти зоны и задавать вопросы. Он говорит, наша позиция придерживаться других методов, отличных от методов спецслужб или журналистских методов собирать информацию.

Вторая позиция, могу считать себя сторонником этой позиции, в том, что практически нет ситуаций, когда мы лишены возможности проводить исследования с изучением общественного мнения. И самое главное, практически нет современной жизненной ситуации, когда это не было бы нашей обязанностью. Помните, о чем мы говорили вчера – о миссии региональной социологической службы. И эта миссия – предоставить обществу обратную связь. Да, мы должны думать о том, что нам надо зарабатывать деньги, думать о том, как проводить исследование, ведь на общественных началах невозможно ничего сделать путного. Но есть миссия. И одна из миссий, которая перед нами стоит, это рассказать обществу о том, что там происходит. Иначе начинается поток ложной информации, принимаются ложные  решения, и дальше будет длиться война. Я попытаюсь аргументировать эту точку зрения совершенно простыми примерами.

Исследования общественного мнения регулярно идут на территории Палестины. Именно регулярно! Общество знает, что думают палестинские граждане. Изучение общественного мнения идет на территории Судана. Это от нас далеко, мы же у себя в Европе, а там, где погибает человек, тем не менее, проводятся исследования. В прошлом году в Москве собралась 16 международная конференция исследователей зарубежных средств массовой информации. Вот там мои коллеги  рассказывали, как они работают в Афганистане. Когда нельзя просто пройти в дом одному, только мужчина с женщиной вместе ходят как интервьюеры. Когда должны обращаться только к старшему в семье, а уже старший позволяет разговаривать с младшей женой, к примеру. Сейчас мой товарищ работает в Ираке. И обществу очень нужны исследования в Ираке, чтобы понять, как население Ирака реагирует на происходящие там события. И вот тут с самого начала возникает вопрос, так ли уж нужна эта экстремальная социология – социология с риском для жизни исследователя. Те методы социологических исследований, которые практику- ют социологи московских центров, имеют минимальный риск. Приходит заказчик, приносит пакет заказов, что- то отправляется в регионы, в том числе в горячие точки, там что-то делается, получают результаты, которые потом публикуются. Какой тут риск для московского социолога? Никакого. И, кстати, некоторые исследования на территории Ирака проводятся американцами из-за пределов Ирака, они проводятся на границах Ирака. Кстати, такая вот простая идея: не подставляться и  работать из-за границы. Мы тоже работали в Чечне с самый трудный момент, внутри находиться было невозможно, очевидно и разумно бы-ло проводить исследование с территории сопредельного государства, на автобусе из Махачкалы подъезжали к границе Чечни. Надо всегда помнить, предметом исследования является общественная атмосфера. Мы, социологи, самые любопытные создания на земле, и это любопытство толкает нас на исследования, а общественная проблема выражена в материальной форме – в форме заказа, если б не было заказа, не было б работы. Российское правительство не в состоянии было проводить опросы, оно даже и не думало об исследованиях. Было одно интересное время, когда во время войны разрушилась даже телевизионная сеть, тогда все люди начали скупать китайские радиоприемники, и в это время был всплеск радиоактивности населения, дикий всплеск. Ведь должно было общество знать хоть что- то о себе. Потом телевидение вернулось в Чечню. Первый наш заказ был заказ от людей, которые занимались средствами массовой информации. Началось вещание на чеченском языке. И меня попросили, вы не можете что-нибудь как-нибудь хоть немножко поисследовать. Заказчик предложил и поставил специальную задачу, а может до того, как ехать в Чечню, побеседовать с московскими чеченцами? Но для того, чтобы понять, что там происходит, нет более далеких людей от Чечни, чем московские чеченцы. В самой Чечне их считают москвичами, хоть и своими, но все равно весьма холодно к ним относятся, как к людям, которые не испытывают те тяготы, которые испытывают коренные жители. От исследований в Москве мы отказались. А попробовали построить исследование следующим образом. Мы послали бригадиров из Махачкалы, нашли чеченцев, агентов отправили в республику. В то время я ничего не знал вообще о Чеченской республике с точки зрения структуры населения. Потому что перепись была, бог знает когда. Наши источники называли умопомрачительные цифры потерь, 300 тысяч, 500 тысяч, 600 тысяч, в общем, кто больше. А потом я понял, что это легенды Кавказа. 400 лет длится война с Россией. Звучит, конечно, хорошо: маленький отряд шейха Мансура в 18 веке уничтожил более 30 тысяч русских солдат, да не было на Кавказе столько русских солдат. Это манера преувеличения на тот момент была характерна. И вот мы решили поступить таким об разом. Отправили 5-6 агентов из чеченцев, которых эвакуировали на территорию Дагестана, отправили в республику. Я дал им требования к будущим интервьюерам, и мне привезли на территорию Дагестана 18 человек, если не ошибаюсь. Это все оплачивалось. И я стал их учить в течение трех дней, как стать интервьюером. И я их научил. Три дня шел семинар. А если учитывать, что у них шел месяц рамазан, когда они ничего не едят в течение светового дня, только в сумерки, это своя специфика. Через три дня их отправили на территорию республики, и уже через 20 дней я получил результаты первого опроса, которые благополучно выбросил в мусорницу. Это была подделка стопроцентная. Может быть, 99%. Отделить анкеты подлинные от мнимых  было невозможно. С первой секунды я понял, что они меня рассматривали, как говорил Толстой, в качестве «свежего дурака с мороза», в лучшем случае спонсора. Вообще там идет дикий разврат, когда создаются разные фонды, фондики и фондушки, помогают им. И вот они увидели еще одного спонсора, который принес фондовские деньги, и их можно просто поделить, что они благополучно и сделали — освоили эти деньги. Они и получили раз в пять больше, чем российские интервьюеры. А проверять результаты, тоже требует больших затрат. Я своему знакомому говорю, ты не думаешь, что из Ирака сейчас получаешь примерно тоже самое, неправдоподобную информацию, только средств больше тратишь. Думай, каким образом будешь проверять результаты. Это тоже будет очень важный момент, каким способом проверять результаты проведенных опросов.

Таким образом, намечается первый промежуточный вывод. Если вы совсем человек сторонний, вообще ничего не знаете ни о народе, ни о его традициях, ни о нравах этого народа, и если вы только принесли хоть какие-то деньги, и хотите с помощью этих денег что-то узнать, получить ответы на поставленные вопросы, то это ничего не даст. Независимо от того, соблюли ли вы все методические процедуры. Я все сделал по правилам. Сделал выборку, провел полный курс обучения интервьюеров по полной программе, никогда я так не работал с интервьюерами раньше. И это не дало ровно ничего. Потом я понял, что они все время запугивали меня и держали в страхе. Например, когда везли анкеты из Махачкалы, показывали, как они прячут их под ковриком, ведь если, мол, поймают, ты же понимаешь, что с нами сделают, руки-ноги поотпиливают, голову отрежут. Я очень за них переживал. И выходит, совершенно напрасно. Потому что уже тогда можно было все спокойно перевозить.

В общем, первый опыт меня научил: либо ты отказываешься от этой работы, либо ты все же работаешь по-настоящему, осваивая объект, и рассказываешь обществу о том, что люди там думают. Тогда возникает вторая проблема. Тебе нужно работать на территории, о которой у тебя нет информации, мало что известно. Например, тебе неизвестна половозрастная структура, я уже и не говорю про случайные методы отбора. Нам элементарно неизвестна половозрастная структура населения. Что делать? Когда мы не знаем, сколько мужчин, сколько женщин, старых и молодых, образованных и необразованных, живущих в деревнях и городах, мы ничего об этом не знаем.

Решение этого вопроса оказалось решением проблемы. После первых двух опросов мы уже знали структуру населении без всякой переписи. Потому что в хвост первых анкет мы поставили простой и открытый вопрос: запишите пол и возраст всех членов вашей семьи, которые живут с вами под одной крышей. И люди написали: мужчины: пять месяцев, семь лет, 35 лет и дедушка 70 лет. Первый раз, когда мы получили половозрастную структуру не по квоте, второй раз уточнили, а на третий, четвертый раз уже получили полную картину. Опорные точки получились уже гораздо полнее и точнее. Хотя нас предупреждали, что никто не скажет полный состав своей семьи. Боялись за мальчиков. Если буду записывать молодых людей, то их придут и заберут. В то время, когда мы начинали, а это было в начале 2002 года, шли не только адресные, но и массовые зачистки, когда пропадали люди в больших количествах. Приезжали люди в камуфляже. Непонятно, кто это был, то ли это были военные, то ли спецслужбы, то ли незаконные вооруженные формирования, работающие на Россию или работающие против России, неясно. Кстати, тут мы сталкиваемся с еще одной очень сложной проблемой. Мы с вами должны эту проблему обсудить. По действующим социологическим канонам в любом учебнике написано понятие правильности измерения. Правильность измерения доказывает повторением повторяющегося. Этот канон написан в любом учебнике. Повторимость (воспроизводимость) результатов повторных исследований. А что, если мы снимаем систематическую ошибку? Если мы снимаем регулярно уровень страха, уровень недоверия. Я получаю повторяющийся результат. Но я получаю этот результат в силу того, что постоянно совершаю одну и ту же ошибку. Так вот, вернулись к истокам. Тогда мы решили работать непосредственно в Чеченской республике,  решили, что надо работать именно там, на территории республики, с чеченцами, которые там находятся.

Игорь Вениаминович совершенно верно сказал, что мы взяли  Чечню как пример наиболее яркий в области исследований экстремальной социологии. А с другой стороны, я вот вам немножко расскажу о результатах опросов. Вы же понимаете, что судьба России зависит во многом от того, как будет складываться ситуация на Северном Кавказе. Поэтому нам будет интересно посмотреть, что в действительности происходит в этом регионе. Не просто данные, а посмотреть, как люди там живут.

(Далее были представлены конкретные результаты исследований в Чеченской республике).

В заключение скажу, что за последние несколько лет нашему коллективу пришлось поработать в экстремальных условиях во многих местах. Я не буду называть экстремальной социологией работу на Севере, в Надыме. Все -таки, я считаю, когда холодно, и экстремальность заключается в теплом мехе, я бы не относил это к экстремальной социологии. Погодные условия к экстриму относить нельзя, так как прилюбой погоде можно сохранить репрезентативность исследования.

Существуют регионы, где не происходит военных действий, но в силу местных социально-политических условий и менталитета населения присутствует экстрим для всех участников исследования. К примеру, в Беларуси, Туркмении и Приднестровье существуют такие социально-политические условия, которые не дают социологу получить достоверную информацию и подвергают жизнь исследователя и респондента опасности, хотя военные действия там не ведутся. Помимо вышеперечисленных регионов к зонам экстрима можно отнести и некоторые города России, где присутствуют точно такие же социально-политические условия, где население опасается говорить что-либо против местной власти. Существуют и такие зоны экстрима, где проводить исследования невозможно, в силу таких факторов как:

  • тотальный запрет на опросы,
  • зомбированное население, которое искренне ничего не может сказать,
  • тотальный контроль властей.

Ярким примером подобной зоны экстрима выступает Северная Корея. Единственный способ получения информации в таких зонах — экспертный опрос.

Таким образом, когда речь идет об экстремальной социологии необходимо выработать оптимальную стратегию в конкретно заданных условиях для достижения целей с минимизацией потерь, связанных с отступлением от методики.

Вернемся к Чечне. Там было важно использовать не только количественные, но и качественные методы исследования, например такой метод как наблюдение, который очень редко используется, но благодаря которому при соблюдении методики можно получить не менее  ценную информацию, чем количественными методами при проведении социального исследования.

Метод наблюдения дает исследователю более полную картину происходящего, нежели та картина, которая предоставляется нам СМИ и которая может быть искажена.

Чтобы работать в экстремальных условиях, таких как военные действия, необходима легенда и четкий план действий. Это позволит получить более достоверную информацию, нежели тогда, когда вы  представитесь исследователем или корреспондентом. Легенда необходима не только для того, чтобы попасть на конкретную площадку, но и получить четкую и достоверную информацию. Помимо всего этого необходимо учитывать и уважать местные традиции, обычаи и веру.

Главный принцип работы социолога в любых условиях не лгать. Отсутствие лжи, известность об исследователе и ясность – основа безопасности.

(Фрагмент Круглого стола семинара «Экстремальная социология: исследования с риском для исследователя.\\ Ассоциация региональных исследовательских центров (Группа  «7/89»), Научно – исследовательский центр «Горизонт–М», Администрация муниципального образования Надымский район. Материалы научно – практического семинара 17 – 18 сентября 2005 года город Надым»)

Источник

Исследовательский комитет «Социoлогия конфликта» Российского общества социологов

Конфликтология и конфликты