(Посвящается 10-летию Чтений памяти Г.П. Щедровицкого).
Почему я пишу этот текст?
Я окончила философский факультет МГУ им. М.В. Ломоносова и во время учебы не была знакома не только с идеями, но и с фамилией и именем русского философа и методолога Георгия Петровича Щедровицкого, которому в 2004 году исполнилось бы 75 лет.
Надо сказать, что ни один преподаватель философского факультета МГУ не обмолвился нам, студентам, ни одним словом о таком нерядовом для университета, для России и для культурной жизни мирового сообщества – событии, например, о существовании с 1954-1958 гг. Московского Логического Кружка, а с 60-80-е гг. — Московского Методологического Кружка (ММК). Работы таких мыслителей, как М.К. Мамардашвили, В.А. Лефевр, А.А. Зиновьев, О.И. Генисаретский, В.М. Розин невозможно рассматривать вне истории Университета и философской мысли в России.
После развала СССР нынешним студентам многое уже стало доступно. Однако остается еще очень большая интеллектуальная ниша, которую необходимо восполнить, дабы не только сохранить свободу мысли в России, но и не позволить ей «утонуть» или «раствориться» в новых общественных и индивидуальных стереотипах, которые упорно продолжают формироваться большинством ученых и политиков, без учета методологических разработок и идей ММК.
Профессиональная область, которая, на мой взгляд, нуждается в методологическом обеспечении своей деятельности – это конфликтология. В работах ведущих российских теоретиков по проблемам конфликтов, ссылки на работы Г.П. Щедровицкого и его последователей отсутствуют, что, на мой
взгляд, намного обедняет как теоретическую мысль, так и практику работы с конфликтами. Для меня, как для социолога и конфликтолога, жизнь Г.П. Щедровицкого и его работы, представляют собой богатый материал, позволяющий выявлять те теоретические взгляды, которые формируют социально-ущербные общественные стереотипы и мифы в области конфликтологии и не способствуют сохранению конструктивного конфликтного потенциала, как зоны ближайшего развития человека, социальной группы и организации.
Пространство научной мысли и общественной жизни, а также управленческого консультирования забито западными технологиями по разрешению конфликтов, «отработанных» в странах третьего мира или в очагах крайних форм насилия и привнесенных в Россию, как в интеллектуально немощную страну. На фоне тотального финансирования программ по разрешению конфликтов со стороны зарубежных фондов и финансовой зависимости от тех, кто заинтересован в развитии конфликтов в разных сферах общественной жизнедеятельности, методологическая часть в исследовании конфликтов становится существенно важной для России и должна рассматриваться в рамках системы безопасности личности, общества и государства.
Изучение работ Г.П. Щедровицкого и его последователей позволило мне осознать и сформулировать свое отношение к конфликтному взаимодействию и к конфликтам. Конфликтное взаимодействие является необходимым и важным процессом в организационно-деятельностных играх (ОДИ), в которых реализация идеи социокультурной практики представляет собой уникальный, выращенный в России инструмент, для диагностики прак
тически любых конфликтующих систем.
Смысл написания этого текста заключается в том, чтобы внести некоторую ясность в создании мифов о конфликтах в играх, о конфликтологии и простроить профессиональную коммуникацию с методологизированными конфликтологами, которые критически развивают идеи и взгляды Г.П. Щедровицкого.
Личный опыт: очень кратко о конфликтах в ОДИ и ИНИ
Моя первая встреча с именем Г.П. Щедровицкого состоялась на инновационных семинарах и в играх (ИНИ) В.С.Дудченко знакомил участников с разными играми и вводил некоторые существенные различия между ними.
Так я опосредованно и поверхностно познакомилась с ОДИ. Немного позже увидела и различия в коммуникации между теми лицами, которые «прошли» ОДИ (назову их ОДИшниками) и теми, кто «прошел» ИНИ (назову их ИНИшниками). Основное различие заключалось в степени конфликтности в процессе коммуникации.
Коммуникация с ОДИшниками, с которыми мне приходилось встречаться на семинарах, носила психологически-напряженный характер и встречаться с большинством из них мне почему-то больше не хотелось. Намного позже я поняла причину своего психологического и интеллектуального напряжения, которое заключалась в представлении об этичности и неэтичности в играх и переносилась в повседневную коммуникацию.
Ранее, я считала, что неэтично в процессе коммуникации обнажать ход мыслей и выявлять ограничения в размышлении, нарушение законов формальной логики или недостаток знаний, что происходило в моей коммуникации с большинством ОДИшников. Такая интеллектуальная обнаженность создавала чувство ущербности и недовольства, как собой, так и другими. Каждое слово приходилось обдумывать и находить соответствующую форму его выражения, что требовало от меня, в тот период, очень сильного интеллектуального напряжения.
С ИНИшниками было гораздо проще. С ними хотелось общаться, так как все были привержены идеям инновационной методологии, в которой каждый человек – является талантливым и это талант надо только уметь увидеть и раскрыть. Во взаимодействии друг с другом каждый ИНИшник пытался это сделать, что естественно было не возможно без манипулятивных техник. Тренировались все друг на друге как на кошечках. В силу этого неискренность, двойные стандарты, психологические ужимки и другие бессознательные «вещи» в группе игротехников-ИНИшников, не считались безнравственными и бацилла псевдосинергии начала разъедать команду, которую создал В.С.Дудченко (в основном из научных сотрудников МГУ им. М.В.Ломоносова). Через некоторое время, проведя достаточно много игр, команда распалась.
Насколько я понимала в то время (1988г.), для В.С.Дудченко важен был каждый участник игры. А потому как все участники ИНИ изначально считались талантливыми (чем не красивая манипуляция?), то и отсева из игр практически не было. В то же время, судя по многим работам самих участников и методологов, в ОДИ происходил большой отсев участников из ОДИ.
В.С.Дудченко считал, что отсев участников из группы – это показатель непрофессионализма методологов и игротехников. Поэтому я для себя в тот момент уяснила, что на первом месте в ИНИ была ценность человека как такового, а не то, КАК он мыслил, и КАКОВО качество этой мысли. Именно отсев и отношение к человеку являлось одним из существенных различий между ОДИ и ИНИ. Судя по работам Г.П.Щедровицкого отсев участников не являлся значимым фактом для ОДИ, по крайне мере я не нашла в работах Г.П.Щедровицкого упоминания об этих фактах.
Опосредованное знакомство с ОДИ, а затем непосредственное знакомство с некоторыми представителями ОДИ (сейчас я осознаю, что это были не лучшие образцы) позволило мне сформировать очень настороженное отношение к этому типу игр. Особый страх и даже животный трепет вызывала мысль о том, что ОДИ пронизаны конфликтным взаимодействием и «выжить» в ОДИ могут только психологически устойчивые, можно сказать интеллектуально развитые, но неэтичные и жесткие в общении лица.
Нельзя сказать, что в ИНИ не было конфликтов, однако, как только они возникали, то тут же всячески минимизировались за счет работы игротехников в группах и психологов в игре. В самой же группе игротехников конфликты взрывали отношения изнутри, и приходилось уделять много времени на проведение последующих семинаров, чтобы выяснить причину их возникновения и развития или сгладить противоречия.
С одной стороны, мне лично было некомфортно при разворачивании таких конфликтов, с другой я чувствовала, что в «разборке» конфликтов не хватает чего-то существенного, а чего я в тот момент не могла ни понять, ни осознать.
Лично у меня конфликтов с В.С.Дудченко было несколько и после очередного конфликта на игре, я услышала от него в свой адрес, что я интеллектуально ограничена и что в консультанты и в игротехники я не гожусь. Услышать в свой адрес такие «лестные слова» от Учителя я не могла без бури негодования и обиды. Подобные высказывания получали в те времена многие его ученики, что и явилось объединяющим фактором всей команды игротехников против него. Команда распалась, как карточный домик после очередной игры.
Если честно сказать, то команда меня уже не интересовала, злость переполняла все мое существо. Вспомнилось, что В.С.Дудченко пугал нас ОДИ и назло ему я стала искать возможность принять участие в ОДИ. Я подумала, что терять мне уже нечего, глупее я не стану, но хоть какой-то опыт еще приобрету.
И мне повезло. Борис Островский проводил игру (5 дней) по культуре в г. Жуковский Московской области. Точное название игры сейчас не помню, но выбирали директора Дворца культуры г. Жуковского. В.С. Дудченко был прав по поводу жесткости и конфликтов. Конфликтное взаимодействие было открыто и не завуалировано. На его фоне разрабатывалась стратегия развития культурной программы города. Посещение участников было свободное, каждый мог прийти и уйти, никто, никого не удерживал. Несмотря на то, что одним из моих результатов был конфликт с командой Б. Островского и с ним самим, а оскорбления и «затыкания» сыпались как из Рога изобилия, я получила массу новых идей о конфликтах.
Я открыла «на клеточном уровне» самое главное, что конфликт – это не только разрушительная коммуникация и взаимодействие. Технологично организованный конфликт может рассматриваться как зона ближайшего развития.
На фоне этого открытия и проживания конфликта, все «оскорбления», психологические провокации и другие раздражающие факторы, оказались ничтожно малы и несущественны. Борис Островский о конфликте не говорил ни слова, он демонстрировал конфликтное взаимодействие на себе. Не скрою, но команда игротехников показалась мне немного «замороженной», на фоне такого мощного методологизированного конфликтогена. Реконструировав ход ОДИ, я поняла, что в ней заложена мощнейшая рисковая технология, создающая зону ближайшего развития личности, группы и организации. И в этой технологии нуждается ЛИЧНОСТЬ, способная и готовая к открытой интеллектуальной борьбе за чистоту мысли в науке и в деятельности.
Не секрет, что в жизни такие люди являются конфликтогенами, так как обыденному человеку чистота мысли не нужна, хотя он тоже борется, но в основном только за свои (групповые или индивидуальные) интересы и потребности, основываясь на своих чувствах, эмоциях, желаниях, интересах и потребностях.
Мой интерес к конфликтам и к работам Г.П.Щедровицкого и к методологии возрос неимоверно.
Первое методологическое различение в российской конфликтологии, как существенный вклад в развитие мировой конфликтологической мысли
Ни в одной зарубежной и отечественной работе мы не обнаружим такого различения (интеллектуальной оппозиции), которое предложил Г.П. Щедровицкий в исследовании объекта, находящегося одновременно в поле зрения гуманитарных и естественных наук – это натуралистический и системодеятельностный подходы.
Основания, которые заставили его сделать это различие, весьма просты, хотя и не тривиальны. «Если мы пришли к такому положению дел, что представления об объекте (конфликте – Л.Ц.) изучения кажутся нам нескладными и внутренне противоречивыми, если они не раскрывают новых перспектив перед нашей практикой, если нам приходится то и дело констатировать, что в наших представлениях об объекте нет теперь порядка, то надо, говорим мы, перестать «пялиться» на объект и в нем искать причины источники этого беспорядка», а обратиться к своим собственным средствам, методам и формам организации, и произвести перестройку в них. «Ибо наши представления об объекте, да и сам объект как особая организованность, задаются и определяются не только и даже не столько материалом природы и мира, сколько средствами и методами нашего мышления и нашей деятельности. И именно в этом переводе нашего внимания и наших интересов с объекта как такового на средства и методы нашей собственной мыследеятельности, творящей объекты и представления о них, и состоит суть деятельностного подхода». К такому объекту относятся социальные конфликты, которые являются не только и не столько предметными, но и общими для многих наук. Уже одно это обстоятельство должно заставить конфликтологов искать формы совместной работы над общими проблемами, формы междисциплинарной коммуникации и комплексного полипредметного мышления.
Методологический смысл интеллектуальной оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов, суть расхождений, разделяющих «натуралистов» и «деятельностников» и «суть конфронтации между ними оказывается заключенной совсем не в том, системные или несистемные представления об объекте мы исповедуем, а в том, какой подход – натуралистический или деятельностный реализуем мы в своем мышлении и в своей научно-исследовательской работе. Именно это различие образует сердцевину, чуть ли не всех методологических проблем в разных науках».
Главный принцип, который разделяет их сейчас, это уже не различие в научно-предметных представлениях, а методологические различия в подходах, различия в способах онтологического видения и представления мира, различия в средствах и методах нашей мыслительной работы, оформляемые часто как различия в «логиках» нашего мышления. Так, например, два специалиста, исповедующих, скажем, системный подход, легче сговорятся между собой, даже если один из них геолог, а другой социолог, нежели в том случае, когда оба они геологи, но один работает в системных представлениях, а другой в вещных. Эта существенная характеристика современной социокультурной ситуации, которая должна учитываться в анализе. Исследователь-натуралист никогда не задает вопросов, откуда взялся «объект».
Если натуралистический подход ориентирует нас в первую очередь на материал природы и в нем непосредственно видит разрешение затруднений и парадоксов современной науки, то деятельностный подход, напротив, ориентирует нас в первую очередь на средства, методы и структуры нашей собственной мыследеятельности и в их перестройке и развитии видит путь дальнейшего совершенствования самой науки. В этом главная идея деятельностного подхода и в этом отличие его от натуралистического подхода.
Потребность в таком различении для социокультурного пространства России очень велика, ибо в реальной практике вмешательства специалистов в конфликты, приходится заново реконструировать конфликт, преодолевая недоверие, критичность и скепсис по отношению к любой информации (знаниям и т.д.) в конфликте, если она не соответствует интересам и представлениям какой-либо стороны. В силу этого сам процесс объединения и соорганизации различных знаний об одном объекте становится важной методологической и эпистемологической проблемой, требующей специального обсуждения в российской конфликтологии.
Поэтому необходимо признать авторство Г.П. Щедровицкого и назвать Первым методологическим различением в конфликтологии – это деятельностный и натуралистический подходы в исследовании социальных конфликтов. Такое методологическое различение (как интеллектуальная оппозиция) несомненно обогатит мировую конфликтологическую мысль.
Другие различения для исследования конфликтов можно обнаружить в работах последователей Г.П. Щедровицкого.
Роль альманаха «Кентавр» в развитии российской конфликтологической мысли
В 1990 г. Международная методологическая ассоциация (ММАСС, президент — С.В. Попов) способствовала появлению выхода в свет первого номера альманаха «Кентавр (главный редактор — С.Б. Поливанова), с 1992 года издание ведет Г.Г. Копылов.Организаторы и авторы альманаха «Кентавр» заявили о себе как о последователях методологической и игротехнической школы Георгия Петровича Щедровицкого.
Анализ текстов на степень конфликтного материала в журнале «Кентавр», показывает, что неконфликтных материалов не обнаруживается, то есть журнал «Кентавр» является мощным интеллектуальным конфликтогеном. Под интеллектуальным конфликтогеном имеется в виду текст, в котором тезис и антитезис имеют одинаковую ценность для появления пространства, в котором читателю требуется помыслить критично и самостоятельно, вступив в столкновение (конфликт) как с мыслью автора, так и с самим собой. Основная идея, которая может быть взята конфликтологами на вооружение — это идея привлечения разных специалистов к организации работы с конфликтами, как со сложными системными объектами. В работах В.А. Лефевра, В.М. Розина, С.В. Попова, Р.Г. Шайхутдинова, Б.В. Сазонова, А.Е. Левинтова, З.А. Кучкарова, Н. Громова, Д.В. Реута, П.Б. Мрдуляша, В.А. Королева и других авторов можно обнаружить оригинальный взгляд на развитие конфликтологических идей.
ОДИ, как пространство возможностей в соорганизации конфликтующих сторон
Перечислю основные идеи, взгляды и некоторые понятия, которые развивают деятельностный подход и помогают сохранить культурную дистанцию по отношению к предметной области конфликтологии и к профессиональной позиции в диагностике конфликтов в практике работы с конфликтами.
Первый шаг, который необходимо сделать любому человеку, который имеет дело с конфликтом — это осмыслить интеллектуальную позицию, свое место, и роль в конфликте, то есть самоопределиться.
Самоопределение человека в конфликте происходит в плоскости борьбы двух изначальных прото-культурных устремлений человека: в стремлении самоопределиться и в стремлении остаться. Это экзистенциальная потребность «ответить себе, что он может, чего не может, кто он в этом мире, в чем смысл его пребывания на земле, и, параллельно с ответом на эти вопросы, реализовать свою определенность — получить власть, влияние, уважение, почет, славу, расширить свои возможности, постичь Истину, — в зависимости от того, как он себя определил. Но вне зависимости от того, как человек себя определяет, он хочет остаться. Человек не может не понимать, что он смертен и его жизнь ограничена. От смерти никто уйти не может. С вопроса о смерти начинается и философия и религия. Но вне всех рассуждений в людях живет инстинкт и стремление остаться – в любом виде: в детях, в творениях, в истории, даже в злодействах» Игра дает все для того, чтобы человек мог самоопределяться. «Она позволяет попробовать свои силы и стать могущественным и свободным, обмануть Судьбу – делая все это на пределе своих индивидуальных, физических, интеллектуальных и нравственных возможностей. Играя человек преодолевает себя и те границы, которые ему определены Природой и Культурой. Дойдя до границы своих возможностей, человек ее фиксирует и появляется спорт, театр и прочие игры, демонстрирующие границу человеческого». Именно в игре, человек может попробовать осуществить сложный процесс самоопределения, но не дает возможности остаться – для этого нужен не игровой труд.
«Распредмечивание» – как интеллектуальный метод соорганизации разных специалистов в конфликте, в котором максимально задействованы все ресурсы человека (социальной группы): организационные, профессиональные, личностные, эмоционально-психологические, интеллектуальные и т.д. Они задействованы были и раньше через устоявшиеся способы коммуникации. В игре есть возможность «распредметиться», то есть выложить основания своих профессиональных знаний (аксиомы, основные положения, в которых не приходится сомневаться серьезному профессионалу) и подвергнуть их сомнению («проблематизировать») — и все это в интересах минимизации субъективного подхода в диагностике конфликтного потенциала.
Игра в методы позволяет выработать механизм сохранения профессионалов и конфликтующих сторон в борьбе за правильную организацию диагностики конфликта и наиболее правильное понимание проблем в конфликте. Такая игра может показать, где лежит граница эскалации конфликта, когда силы конфликтующих сторон равны, а новых норм нет и эскалация конфликта требует применения насильственных способов ее ограничения, через принудительное насаждение норм со стороны третьей стороны.
Рефлексивная процедура как институализированная форма «управляемой термоядерной реакции» в процессе соорганизации конфликтующих сторон возможна как организация специальной структуры («конфликторий») для процессов диагностики и решения конфликтов, развивающая конфликтую ситуацию, субъектов конфликтного взаимодействия и одновременно систему по построению Конфликтологии, как научной и учебной дисциплины.. Идеи организации «конфликтория» как специфической формы методологической и общественной (гражданской) экспертизы нашли отражение в обширной литературе.
Игра-событие, в которой участники могут обнаружить отсутствующие представления и знания для диагностики и разрешения конфликтов.
Игра, как новая становящаяся культурная реальность, создающая свое собственное содержание, носителем которого являются конфликтующие стороны, конкретные лица, а потому их содержание нельзя так просто вынуть. Создать игру-событие, это значит прожить, проучаствовать и представить все свои ресурсы на всеобщее обозрение и экспертизу оппонентов-соперников. Большинство российских конфликтологов к такому событию не готовы, что не способствует развитию конфликтологии, как науки. У конфликтологов отсутствует представление о роли и месте методологии и методологов в конфликтах. Нельзя не согласиться с С.В. Поповым [39, с.26], что одной из причин такого положения является то, что «в России никогда не было культурно оформленного и зафиксированного опыта интеллектуальных игр. В России не было схоластических диспутов, которые в значительной мере способствовали появлению институциональных форм рационализма и науки в Европе, не было развито судебное состязание, способствующее появлению правосознания, не было политической парламентской игры».
Игра-событие позволяет удерживать культурную дистанцию между исследователем и конфликтом.
Игра, как процесс выявления, а не создания
Игра дает человеку возможность осознать два противоречивых устремления, в которыми пронизана вся его жизнь и дойти до предела мысли о себе и мире, в котором он живет и о мире, который создается самим человеком. Игра способна «выявлять» онтологическую сущность, если ей «следовать», а значит выявлять, а не создавать. Игра не творит НОВОЕ, новое творит НеИгра: новое создает регулярная работа, труд и мысль человека. Позитивное противостояние игре при создании и становится ее жертвой, будучи созданным.
Катастрофическое мышление способствующее произвести «расчет катастрофического хода событий, как бы мы их не называли – конфликты, проблемы, рискованные предприятия, крахи, банкротства, аварии, массовые беспорядки, социальные и научные революции, чрезвычайные ситуации, — и участие в них (не участвовать мы не можем, пока живем как люди) требуют иного строя мышления, чем то, которое в нас воспитали философы и ученые прежних генераций». Такое мышление должен формировать прежде всего конфликтолог.
Методологическое мышление. Так как любой «объект» берется предметно, т. е. всегда в «связке с представлениями», то множество разных представлений и оказывается фактом деятельной и коммуникативной ситуации, объединяющей разных профессионалов. В качестве связывания разных представлений об одном и том же объекте выступает представление о сложной кооперативной деятельности. Построение такого представления и является предметом методологического мышления.
Разделение себя и маски, разделение действий «самого» и его «лица» (лицедейство) является настолько общим местом человеческой жизни, что практически очень редко люди, взаимодействуя друг с другом, говорят «открыто», «искренне», «откровенно». Вся ткань взаимоотношения между людьми пронизана взаимодействием «масок» и «личин». Однако игра лишь «выворачивает внутренности» миров, сдирая маску за маской и создавая новые миры, обозначая достигнутый предел откровенности.
____
В связи с тем, что поток событий в конфликте заставляет человека принимать любое решение (в том числе и этическое) скорее рефлекторно, чем рефлексивно, необходимо учесть, что на пути исследования и профессионального вмешательства в социальные конфликты находятся препятствия в форме общественных и индивидуальных стереотипных реакций. В них отражается уровень сознания и степень развитости рефлексивного мышления исследователей и специалистов в области конфликтологии. Перечислим основные из них:
Конфликтофобия — страх перед любым конфликтом. Некоторые люди считают, что все конфликты одинаково опасные, а конфликтующего человека необходимо изолировать от общества. Они нагружают ситуацию разными домыслами и раздувают ее до огромных размеров.
Люди, неверно воспринимающие конфликты. Они тоже видят конфликт там, где его нет, но конфликт их не пугает. Они начинают бороться за нечто совершенно не имеющее отношения к тому, о чем вообще идет речь на самом деле. Это человек, который склонен превращать любой конфликт в ситуацию победы/поражения.
Люди не воспринимающие конфликт. Они его не видят даже когда находятся в самом его центре. Надев на себя шоры специальной конструкции, они не осознают, что маленькие, незамеченные конфликты рано или поздно могут перерасти в неуправляемые процессы, разрушительного характера
Если мы хотим сформировать профессиональную позицию конфликтолога в России, то игры являются той средой, в которой может быть сформировано методологическое и «катастрофическое» мышление. Специалист, у которого сформировано методологическое и катастрофическое мышление способен конструктивно мыслить и действовать в ситуации переплетения самых разных противоречий и по разным основаниям, он способен формировать представления о противоречивой ситуации, о связях и отношениях в сложной кооперативной деятельности. Основным продуктом такой деятельности являются не знания, а средства получения знаний и построения представлений.
В дискуссиях между специалистами по поводу конфликтов появляется следующая закономерность: при попытке со стороны конфликтующих сторон критически осмыслить и проблематизировать знания (могущие быть использованы в реальных конфликтных ситуациях) и средства исследования, которые применяются теоретиками или консультантами, формируется вторичный конфликт — «конфликт-фантом», который требует определенных технологий разотождествления с ним. В этой ситуации от специалиста-конфликтолога требуется наличие не только здоровой и устойчивой психики, могущей выдержать огромное эмоционально-психологическое и интеллектуальное напряжение, но и владение специальными технологиями, которые позволяют решать эти задачи. Сам процесс проблематизации конфликтен по своей сути, так как осуществляется путем реализации той или иной технологии – провокации конфликта, как столкновения различных точек зрения. Но ведь это и есть тот материал, с которым имеют дело профессионалы в области конфликтов. Этот процесс каждый раз необходимо осуществлять заново, прежде всего в пространстве коммуникации, в случае ответственного выбора стратегии, связанной с сохранением цивилизованных норм взаимодействия между конфликтующими сторонами и сохранения самого ценного достояния – человеческой жизни и реализации ее творческого потенциала.
Необходимо также признать, что существуют реальные мировоззренческие противоречия между специалистами в области конфликтов, однако они крайне редко рефлектируются самими исследователями, хотя оказывают существенное влияние на результаты исследования и анализ конфликтов. Наличие противоречивых мировоззренческих позиций и опасность их выявления породили один стереотип, существующий в групповом сознании большинства теоретиков — конфликтологов – это глубокая уверенность в том, что, публичный дискурс может нанести серьезный ущерб конфликтующим сторонам и конфликтологии.
Резюме
Как показывает история развития любой научной дисциплины в период ее становления именно публичные дискурсы, были той питательной средой, из которой вырастала наука, в том числе укрепляя или ослабляя влияние мировоззренческих установок, формируя новые нормы коммуникации в конфликте.
Учёт противоположных и несовместимых взглядов на проблемы и противоречия в конфликте, являются показателем не только профессионального отношения к конфликту, но и необходимым элементом гражданского общества. У профессионального конфликтолога не должно быть никаких оснований ожидать, что взгляды и подходы к конфликту должны быть обязательно научными или признанными на веру конфликтующими сторонами. В любом реальном конфликте научная составляющая (в его разрешении и регулировании) занимает очень малый процент и связана с методами исследования, а не с жизненными ситуациями, ценностями и интересами конфликтующих сторон.
Поэтому, если мы заинтересованы в развитии конфликтологии, как теоретической, так и практической дисциплины в России, то необходимо признать, что:
Идеи Г.П. Щедровицкого, воплощенные в ОДИ являются первым оригинальным отечественным вариантом интеллектуальной игры в конфликты. По полноте включения в игру культурных и общественных компонентов, по глубине проблематизации ей нет равных на Западе, по качеству, тонкости и эффективности техник – тоже. (С. Попов).
Существует два подхода в исследовании конфликтов: натуралистический и системодеятельностный. Системодеятельностный подход сопровождается реально разворачивающимися конфликтами, что позволяет реконструировать конфликт со всеми участниками конфликта (Г.П. Щедровицкий).
Конфликтология сегодня это некоторая программа исследования и действия. Конфликтология не является стройной наукой, так как находится еще на стадии развития и кроме богатых эмпирических фактов (а именно, социальных конфликтов), собственно своего еще ничего не имеет. (Р. Шайхутдинов)Исследователи в области конфликтологии пока разобщены и им еще предстоит вырабатывать общий язык и налаживать процесс коммуникации.
В реконструкции и диагностике реальных конфликтов критика знания должна уступить место «принципу полилога», т.е. равнозначности многих знаний о конфликте. По отношению к мыслительным средствам построения понятий и представлений должен доминировать «принцип расщепления», или «двухплоскостного» разворачивания мышления. Мыслительные процессы исследователя могут быть направлены или на получение знаний о конфликте при фиксированных методах и средствах и на критику этих знаний, или на мыслительные средства, методы исследования и на их критику. (Г.П. Щедровицкий).
Если говорить о первоочередной задаче, которая сегодня может быть поставлена перед российскими конфликтологами, то российским конфликтологам необходимо еще сформировать методологические принципы по отношению к исследованию конфликтного потенциала и к конфликтам. Органичной социокультурной средой для осознания и формирования методологических принципов в исследовании конфликтов в России, является ОДИ. Я пишу этот текст для того, чтобы восполнить пробел, существующий сегодня у отечественных и западных конфликтологов.
Литература
В контексте конфликтологии. Отв ред. Дридзе Т.М., Цой Л.Н.. М.: Изд-во «Институт социологии РАН»., 1999г. Вып 2.
Генисаретский О.И. Упражнения в сути дела. М.: «Русский мир», 1993.
Глазл Ф. Конфликтменеджмент. Настольная книга руководителя и консультанта /Пер.с нем.-Калуга, «Духовное познание», 2002.
Дудченко В. С. Инновационные игры: методология, теория, практика. – Таллинн : «Валгус» — 1989. – 102с. — Программа инновационной игры. – Таллинн : «Валгус» — 1989. – С. 43-44.
Дудченко В. С. Основы инновационной методологии. — М.: Ин-т социологии РАН. На Воробьевых. — 1996. – 68с.
Дудченко В. С. Онтосинтез конфликта. // Социологические исследования. – 1996. — №10. — С. 50-56.
Кучкаров З.А. Системная точка зрения на кризис: потеря управляемости.// Проблемы и решения. М.:. «Концепт», 1995.
Лефевр В.А. Конфликтующие структуры. Третье издание. – М.: Институт психологии РАН. 2002.
Лефевр В.А. Алгебра совести. М.: Институт психологии РАН. 2002.
Лефевр В.А. Рефлексия. – М., «Когито-Центр», 2003.
Мрдуляш П. Управление временем проведения имитационно-ролеой игры.//Кентавр, №22, 2000.
Обсуждение статьи С. Попова «ОДИ: мышление в зоне риска». «Кентавр», №2, 1995.
Попов С. Организационно-деятельностные игры: мышление в «зоне риска».(«Кентавр» №3, 1994г.) (24 -25)
Розин В.М. Методологический анализ деловой игры как новой области научно-технической деятельности и знания. «Вопросы философии», 1986, №6.
Хасан Б. И. Психотехника конфликта и конфликтная компетентность. – Красноярск: РИЦ Красноярского гос. Ун-та. — 1996. — С. 8.
Цой Л.Н. Взгляд конфликтолога на «Онтосинтез конфликта. // Журнал «Социологические исследования». — 1997. — № 9.
Шайхутдинов Р. Конфликтологическая программа построения гуманитарных дисциплин. // Кентавр — М. — 1993. — №2. – С. 37-41.
Щедровицкий Г.П. Методологический смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов. //Вопросы методологии. М.,1991, №1).
Щедровицкий Г.П. Избранные труды. — М.: Школа культурной политики. — 1995.
Щедровицкий Г.П. Я всегда был идеалистом. М., 2001.
Цой Л.Н. Статьи и размышления о конфликтах
Конфликтология и конфликты