Латентные конфликты на Северном Кавказе: этносоциологический анализ

ЛАТЕНТНЫЕ КОНФЛИКТЫ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ^[1]: ЭТНОСОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Осипов Г.В.,Дзуцев Х.В.

 Аннотация: Данная статья написана на материалах экспертного опроса, проведенного летом 2014 года Северо-Осетинским Центром социальных исследований Институтом социально-политических исследований РАН совместно с кафедрой социологии и социальных процессов Северо-Осетинского госуниверситета им. К.Л. Хетагурова. Всего было опрошено 37 человек.

     Abstract: This article is written on the materials expert survey conducted in the summer of 2014 the North Ossetian Center for Social Research Institute for Social and Political Studies in collaboration with the department of sociology and social processes of the North Ossetian State University them. KL Khetagurova. All were interviewed 37 people.

     Ключевые слова: политизированная этничность, сецессия, межэтнический конфликт, межнациональный конфликт, этнографический конфликт, национальный радикализм, конфликт цивилизаций, «псевдоэтническая» проблема, дотации, материальная зависимость от метрополии, общинные распределительные отношения, феодальные отношения, цивилизационное становление, кастовое общество, пучина архаизации. 

     Keywords: politicized ethnicity, secession, ethnic conflict, ethnic conflict, ethnographic conflict, national radicalism, the clash of civilizations, «psevdoetnicheskaya» problem, subsidies, financial dependence on the metropolis, community relations of distribution, the feudal relations, civilizational formation, caste society, archaization abyss.

 Введение

Современная социально-политическая ситуация в России и тенденции ее развития являются объектом пристального внимания как федеральных, так и региональных властей. Политизированная этничность, принимающая все более агрессивные формы, угрожает российскому сообществу этносепаратизмом, сецессией, межэтническими конфликтами и этнополитическими кризисом.

В латентном состоянии различной степени межнациональная напряженность существует во всех северокавказских субъектах. Потенциально проблемными очагами межэтнических отношений на Кавказе являются:

—              в Краснодарском  крае:

• в причерноморских районах, в ряде станиц – между русским и армянским населением;
• в районах оседания курдского и турецко-месхетинского населения — отношения с местным старожильческим населением, главным образом русским;

—              в Ставропольском крае:

• между русскими и ногайцами, с одной стороны и дагестанцами – с другой (главным образом даргинцами) в восточных районах края;
• между армянским и русским (казачьим) населением;
• между старожильческим населением, с одной стороны (главным образом русским) и северокавказскими общинами — с другой;
• между черкесами, абазинами, с одной стороны и карачаевцами — с другой;
• между русским (казачьим) населением в ряде станиц (Сторожевая, Зеленчукская, Исправная) и карачаевцами;

—              в КБР:

• между балкарцами и кабардинцами в целом по республике;

—              в РСО-А:

• между осетинами и ингушами в Пригородном районе;
• между русскими, осетинами, армянами, с одной стороны и кумыками — с другой в Моздокском районе;

—              в Дагестане:

• между кумыками и аварцами в предгорных районах (от Хасавюрта к Кизилюрту и Махачкале);
• между чеченцами и аварцами в бывшем Ауховском р-не (Ленинаул, Калиниаул);
• между кумыками и лакцами в районе переселения лакцев из Новолакского района;
• между русским (казачьим) населением и беженцами из  других регионов  (в Дербенте и районах республики);

—              в Абхазии:

• проблема интеграции мегрельского (грузинского) населения Гальского района;

—              в Грузии:

• проблема потенциальной автономии армян в Джавахети;
• проблема потенциальной автономии азербайджанцев в Борчало (главным образом Марнеули);
• между грузинами и кистинцами (чеченцами) в Ахметском районе;

—              в Азербайджане:

• между лезгинами и азербайджанцами в Кусарском и соседних районах.

Сложившаяся на территории СКФО РФ ситуация в политической, социальной и культурной сферах требует неотложных решений. Со всей остротой ощущается недостаточная разработанность теоретического аспекта данного предмета и практических рекомендаций по проведению этносоциальной политики государства в условиях нарастающего национального радикализма со стороны противников территориальной целостности Российской Федерации. При этом этничность приобретает политические функции, а этнос превращается в субъект политики. Последнее представляет опасность для территориальной и социальной целостности государства. Особенно остро это ощущается при распространении экстремизма в глубь религиозной составляющей жизни социума.

Проблема национального радикализма в аспекте политологии и социальной антропологии на Северном Кавказе отражена в работах отечественных и зарубежных авторов, результаты этих исследований важны для понимания происходящих процессов. Ряд исследователей трактуют явление национального радикализма как социальное, связанное с гипертрофией этничности, как шовинизацию национальной истории и культуры. Другие придают ему сугубо политический смысл и связывают его генезис и развитие с процессом формирования государственности в разных исторических условиях.

В современной этносоциологии доминируют три подхода, не допускающие иных, кроме официально принятых, толкований этногенеза и межнациональных конфликтов. Одним из них является этнографический, объясняющий конфликт интересов этносов различием культурных традиций, нравов, стиля жизни, верований. Второй – политологический, объясняющий межнациональные конфликты различием политических позиций национальной элиты или буржуазии, идеологической «диверсией» оппозиционных политических образований или националистических групп, сепаратистских движений. Третьим служит конфликтологический подход, рассматривающий межэтнические столкновения как конфликт интересов, обусловленный частными интересами политического или культурного характера, который можно решить путем поиска компромиссов.

На современном этапе при исследовании причин межнациональных конфликтов можно исходить из концепции конфликта цивилизаций, в последние два десятилетия акцентированного американским социальным философом и политологом Сэмюэлем Хантингтоном. Согласно этой концепции все формы межнациональных конфликтов, в том числе и религиозных, являются выражением единого противоречия – цивилизационного. Всевозможные формы (этнические, социальные, политические) в этом смысле являются не истинными источниками, а только формой проявления. Подход к исследованию источника конфликта с позиции конфликта цивилизаций предоставляет возможность правильно измерять те ожидания конфликтующих сторон, которые могут лечь в основу компромисса.

Из концепции цивилизационного подхода вытекает вывод о том, что исследование причин межнациональных конфликтов в России нельзя осуществлять, опираясь только на западный (прежде всего американский) опыт конфликтологических исследований. В отличие от США, Канады, Австралии, большинство этнических образований в России не является эмигрантским этническим землячеством, а представляет собой автономные государственные объединения на исторических территориях. Поэтому ожидать от них идентичности этнического сознания наподобие эмигрантского «гостевого» менталитета землячеств мигрантов США и Канады, в основе которого лежат сугубо экономический интерес и большей частью лишенная этических основ масскультурная коммуникация, неправомерно.

Национальные проблемы в России коренным образом отличаются от национальных проблем в США. Там есть только проблема национальная, как гражданско-экономическая, но нет на государственном уровне проблемы собственно этнической (все эмигранты). На общегосударственном уровне «псевдоэтническая» проблема проявляется только как расовая, поэтому разделение труда по этническому признаку не считается дискриминацией, а только результатом профессиональной конкуренции.

В России крупные этносы исторически объединены в государство, поэтому не приемлют разделения труда на общефедеральном уровне и у себя, в этом государстве, строят микромодель по федеральному типу. Теоретически это предполагает конкурентоспособность («самоокупаемость») государства внутри федерации. Если это не происходит, и государство внутри федерации находится на дотации, тогда оно непроизвольно признает свой колониальный статус (материальную зависимость от метрополии). Национальные государства в России пытаются нивелировать эту проблему и позиционируют свое исторически сложившееся государство не как экономически автономный союз граждан, а как этническое сообщество, подменяя экономические проблемы этнокультурными. Такая ситуация будет порождать межэтнические противоречия постоянно, по простому принципу: «кто кого кормит?». В итоге либо отказ от экономической самостоятельности, как это происходит в Пермском и других краях, включающих в себя и малонациональные автономии, с постепенной ассимиляцией – это модель американского типа, либо выход из федерации.

Господствовавшие в СССР общинные распределительные отношения, теологическая по форме и этическая (моральная) по содержанию идеология соответствовали менталитету народов, чье цивилизационное развитие завершилось задолго до зарождения элементов капитализма в Российской империи и в большей степени являлось (и является) атрибутом феодальных отношений, нежели рыночных. Поэтому стремление Российского государства сегодня утвердить в стране рыночные отношения ломает не только уклад жизни, принципы межличностной коммуникации и самореализации в референтных группах, в том числе по причине разрушения их самих (ценностной структуры семьи, иерархии межпоколенческих отношений, принципов этической (не правовой) формы регулирования общинных отношений), но и одновременно оказывает непомерное давление на генетику индивида. Насильственное «втягивание» в рынок исторически завершивших свое цивилизационное становление этнических групп порождает внешнее и внутреннее противоречия:

—     внешнее, перерастающее в ряде случаев в конфликт государственного масштаба, есть противоречие не между малыми этническими группами и русскими как государствообразующим этносом, а между малыми этносами и федеральной (иногда – национальной) государственной властью как воплощением олигархической политики интенсивного развития рынка, вовлекающей малые этносы в капиталистическую цивилизацию;

—      внутреннее противоречие порождено самими элементами рынка, создающими конфликт интересов между группами внутри этносов: это классические противоречия становления капитализма, а именно между городом и разрушающейся деревней, общинным земледелием и фермерством, собственниками средств производства и наемными работниками, между частью населения с теологическим менталитетом и другой частью с индивидуализированным сознанием «рантье», молодым и старшим поколениями по причине разрушения традиций.

Современное состояние исследований по проблеме

Изучение истоков противоречий и практики регулирования межнациональных отношений является актуальным для науки, особенно на уровне социологии этногенеза. Социологи должны дать ответ на взаимосвязь политики, экономики и этносоциальных процессов,  привлекая экономистов, политологов и этнографов в качестве советников в рамках их компетенции.

Исторические формы этнорелигиозного экстремизма на Северном Кавказе рассматривались в дореволюционных трудах российских и отечественных авторов. Н.Ф. Дубровин, Н.Я. Данилевский, И.Н. Захарьин, А.И. Руновский, Р.А. Фадеев и др., которые видели Кавказскую войну как столкновение цивилизации (Российская империя XIX в.) и варварства (горские народы) и битву христианства с исламом. Немецкие историки и политики в основном поддержали оценки российских авторов. Французские и английские ученые и политики, наоборот, считали участников сопротивления на Кавказе своими геополитическими союзниками и стремились использовать их для отторжения от Российской империи ее окраинных территорий. Советские историки, в зависимости от политико-идеологической конъюнктуры, рассматривали Кавказскую войну и имамат 1877 г. либо как многочисленные формы проявления насилия на социальной, национальной или религиозной почве, либо как национально-освободительное движение (М.Н. Покровский, Н.Н. Покровский, P.M. Магомедов). Определенная часть советских исследователей отстаивали точку зрения, согласно которой восстания горцев на Кавказе были инспирированы из-за рубежа (Х.Г. Аджемян, Ш.В. Цагарейшвили и др.) Некоторые историки считали, что экспансионизм горцев, находившихся на стадии военной демократии, был направлен исключительно против российской государственности (М.М. Блиев, В.В. Дегоев, В.Б. Виноградов и др.) Военно-политические и административно-правовые методы регулирования этнорелигиозного экстремизма на Северном Кавказе в XIX-XX вв. рассматриваются в трудах Н.Ф. Бугая, A.M. Гонова, Г.В. Марченко, В.В. Попова, В.П. Пляскина и др.

Современному этнорелигиозному экстремизму посвящена обширная научная литература. Проблемы этнонационализма и его экстремистские проявления исследуются Р.Г. Абдулатиповым, Ю.В. Арутюняном, Ю.Г. Волковым, Л.М. Дробижевой, Г.С. Денисовой, В.Н. Ивановым, Ю.Ю. Карповым, Е.Е. Несмеяновым, Г.В. Осиповым, В.Н. Рябцевым, Ж.Т Тощенко, В.А. Тишковым, Л.Л. Хоперской, В.В. Черноусом и др. Если В.А. Тишков и его школа относят все проявления этнонационализма к политическому экстремизму, то Л.М. Дробижева, В.В. Черноус и др. развивают идеи сложной типологии национализма. Работы по проблемам религиозного экстремизма на Северном Кавказе в основном ограничены проблемами исламского радикализма в этом регионе. Выделяются труды З.С. Арухова, В.Х. Акаева, В.О. Бобровникова, И.П. Добаева, А.В. Кудрявцева, А.А. Игнатенко, А.В. Малашенко, Д.В. Макарова, В.Н. Шевелева, А.А. Ярлыкапова и др. Исламский экстремизм на Северном Кавказе рассматривается авторами в контексте геополитики мусульманского мира. Эти исследователи обращают внимание на политизированность конфессионально-государственных отношений в России. Ряд авторов полагают, что религиозный экстремизм связан с проникновением в регион нетрадиционных исламских течений (например, ваххабизма).

Мусульманская правовая культура, ее влияние на концепции исламского радикализма и их регулирование рассматриваются в трудах В.О. Бобровникова, Г.М. Керимова, А.Р. Сюкияйнена. Этнонациональный и этнорелигиозный экстремизм в рамках различных конфликтологических теорий рассматривается в работах Ю.Г. Запрудского, Е.Е. Несмеянова, Е.И. Степанова, Ю.Ю. Синелиной, В.Г. Федотовой, В.Ю. Шпака, И.П. Чернобровкина и др.

Терроризм как крайняя форма политического экстремизма, его социокультурные и региональные особенности анализируются в трудах И.М. Вакулы, В.В. Витюка, С.А. Воронцова, И.П. Добаева, Е.Г. Ляхова, И.В. Манацкова и др.

Несмотря на значительные достижения в изучении природы этнорелигиозного экстремизма на Северном Кавказе, они еще не получили адекватное признание в российском сообществе, особенно если иметь в виду политико-правовой аспект проблемы.

Ученые, законодатели, практические юристы расходятся в теоретическом понимании и трактовке таких понятий, как «фундаментализм», «радикализм», «экстремизм». Об этом свидетельствуют дискуссии, появившиеся в связи с принятием Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», неоднозначные оценки со стороны ученых и политиков и критика регионального законодательства, направленного против исламского экстремизма.

Экспертным сообществом высказано мнение о том, что на Северном Кавказе имеют место те же конфликты, которые присутствуют на территории всей Российской Федерации. Однако в этом регионе они ярче выражены вследствие более низкого уровня экономического развития, пестрой национальной картины и бесконтрольности национальной элиты.

Исторические причины межнациональной напряженности

Человечество на протяжении своего развития демонстрирует доказательства того, что общественное сознание сформированных этносов за исторически короткие сроки изменить невозможно. Свидетельством этому служит сохранившееся противостояние коренных народов Южной Америки и их сограждан – потомков выходцев из Европы. Попытки последних «привить» систему христианских ценностей и искоренить представления «дикарей и безбожников» сопровождались уничтожением уникальных цивилизаций инков, майя и ацтеков.

В этом смысле противостояние народообразующей нации и малых народов на территории Российской Федерации имеет драматическую окраску. К моменту возникновения Российского государства в пределах нынешних границ РФ народы Северного Кавказа были уже сложившимися как нации общностями со своей цивилизацией, а именнот с укладом жизни и ведения хозяйства, религиозным и бытовым мировоззрением, системой представлений и ценностей.

Истоки сегодняшних проблем Кавказа и России в целом уходят в историю. На Северном Кавказе интеграция с Российским государством проходила по очень сложному пути с применением силы. Народы, в минувшие столетия вошедшие в состав России добровольно (осетины, адыги), не создали проблемы для федеральной власти. Те же, которые были присоединены силой (чеченцы, народы Дагестана), проявили себя в новейшей истории противостоянием федеральной власти и обострением взаимоотношений между собой.

Народы Северного Кавказа изначально были отличны от основной части империи по менталитету, культуре, уровню общественного развития. Апологетами советской власти было приложено немало тщетных усилий в деле привития населению кавказских республик советского образа жизни. Малые народы региона так и не смогли «раствориться в русской нации». Определяющую роль в этом сыграли традиционная культура и так называемый мусульманский буфер. В этом контексте религия определила роль духовной субстанции, позволившей кавказским этносам сохранить этническую самобытность и аутентичность. Существенная разница в мировоззрении, укладе жизни малых народов Кавказа и государствообразующей русской нации не могла не стать угрозой целостности Советского Союза и Российской Федерации.

Политические причины межнациональной напряженности и экстремизма

Несмотря на территориальную историческую общность, причины экстремизма в республиках СКФО имеют некоторые отличия, однако религиозный экстремизм признан политологами, социологами и правоведами самой существенной причиной нестабильности в республиках Северного Кавказа. По высказыванию одного из экспертов, «ни национальная идентичность, ни земельные конфликты, ни бытовые неурядицы, ни проблемы миграции и взаимоотношения между поколениями не могут сравниться с фактором религиозного экстремизма».

По оценкам экспертов, в Дагестане с начала 90-х гг. XX века построены 117 медресе, 17 университетов, 1600 дагестанцев обучаются в арабских странах в религиозных заведениях. И в то же время в почти 3-миллионном Дагестане за тот же период были введены в эксплуатацию только две (!) средние школы.

Современный исламизм несет в себе угрозу тому высокому уровню образования, который народы Дагестана действительно получили за годы советской власти. В новейшей истории образование постепенно становится платным, элитным. Учиться без ограничений могут позволить себе лишь дети состоятельных людей.

Сейчас в России создается далеко не классовое, а настоящее кастовое общество. В нем нет речи ни о доступности образования или услуг здравоохранения, ни о каком бы то ни было равноправии. Такому мрачному сценарию во многом способствует и распространение религии, которое поддерживается «сверху» местными элитами.

Современное северокавказское общество, а особенно дагестанское, с начала 90-х годов провалилось в пучину архаизации. Именно поэтому в XXI веке нам суждено иметь дело с массами «взращенных» за эти годы религиозных фанатиков с едва ли не средневековым сознанием. Они тотально отрицают все светское. В Дагестане не только у духовных лиц, но и среди обывателей в мыслях присутствует одно: создать шариатское государство.

Длительное время Кабардино-Балкария пользовалась репутацией островка стабильности и относительного благополучия на фоне других северокавказских республик. Этническое самосознание кабардинцев и балкарцев остается достаточно выраженным, но не препятствует интеграционным процессам. Вместе с тем в последние годы характер распространения ислама в КБР аналогичен дагестанскому сценарию.

Эксперты сходятся во мнении отсутствия эффективной политики развития этнических общностей в России на федеральном уровне. Наблюдается оправданная тенденция заинтересованности федеральной власти в интеграции народов России, например, в создании наднациональных федеральных округов. Однако активной интеграционной политики пока нет. Должны быть (созданы, действовать, функционировать) федеральные и территориальные органы по регулированию национальных вопросов, в том числе и конфликтов.

В последние годы в политической сфере выдвигаются требования различных этнических групп о создании органов национального самоуправления либо контроля со стороны определенного этноса над территорией в качестве главного условия обеспечения национального развития. Однако у большинства крупных этносов есть свои государственность и более-менее демократические права избрания органов местного самоуправления, вплоть до сел. В том числе законодательные органы. У органов управления национальных республик имеется достаточно власти, чтобы вести автономную политику в области развития национального языка и культуры (пример Чечни, где построили самую большую мечеть в Европе). Создавать еще какие-то структуры нет необходимости, надо заставить функционировать уже существующие.

Надо дать возможность руководителям национальных республик самим решать сложные вопросы, а не пребывать в роли вассала. Если же они не справляются, то население должно выразить свое отношение к этому, и ситуация поменяется к лучшему.

Формально правовое поле обладает нужными инструментами противостояния дискриминации по признаку национальной принадлежности. В Конституции, федеральном и местных законодательствах, это прописано в достаточной степени. Известны прецеденты судебных процессов и над националистами, и над русофобами. Однако существует необходимость в данном вопросе повысить уровень правовой грамотности населения.

Этнические проблемы всегда актуальны для многонационального государства. В последние два десятилетия в России им не уделялось должного внимания, поэтому их накопилось множество. Для их решения можно начать со слушаний во всех регионах страны для выявления случаев нарушения прав человека на этнической почве хотя бы за последние 24 года. Обмен мнениями всегда полезен, особенно в расширенном составе с участием политиков, экономистов, ученых, старейшин и иных авторитетных представителей этнических меньшинств, в том числе представителей религий. К работе комиссии по расследованию фактов нарушения прав человека на национальной почве следует привлечь таких общенациональных лидеров, наднациональность и объективность суждений которых не вызывают сомнений.

С целью привлечения общественного внимания к конфликтам на межнациональной почве на территории РФ слушания должны быть открытыми для публики и СМИ. Это также было бы весьма полезным для выработки единственно верных установок для народных масс. Был же в свое время массовый эффект у публичной интернациональной политики КПСС!

Слушания  должны вестись в форме «круглых столов» с последующим освещением по ТВ, в сокращенной до сути форме и широко освещаемой во всех СМИ – и в центральных, и в региональных. Кроме того, следует открыть общедоступный форум в Интернете, где смогут высказаться все желающие, а также создать комиссию, куда население сможет присылать письма, как это делается при подготовке ответов Президента РФ по телевидению на письма населения.

На наш взгляд, будет иметь смысл запрет, уголовно наказуемый, на публичное выражение ненависти к представителям других национальностей. В принципе, нынешнее законодательство содержит такие параграфы, только правовым органам надо более своевременно и эффективно реагировать на такие случаи. В следственных органах должна быть сформирована группа (и на федеральном, и на региональном уровне), состоящая из специалистов по вопросам этноконфликтов. Кроме того, при них на общественных или иных началах должна функционировать группа экспертов – специалистов по этническим вопросам, по возможности, представляющих все основные этносы в Федерации, а также несколько специалистов по конфликтологии и экономике.

Если мы — светское государство, тогда есть основание ограничить участие религиозных конфессий в политике. Надо отметить, что в последнее время  это удается с трудом. Более того, религия проникла и намерена расширять свое влияние даже в школах.

Национальная принадлежность, как правило, является в той или иной степени фактором размежевания граждан одной страны. Поэтому государство и гражданские институты общества должны предпринимать меры стабилизации межнациональных отношений. Одним из вариантов решения национальной проблемы может стать понимание общей гражданственности – российской.  Российская нация существует как сообщество народов, юридически и политически объединенных в государственную федерацию. Однако без экономического единения не может быть единой нации. Пример Германия, основные усилия которой направлены прежде всего на выравнивание уровня жизни населения старых и новых земель, несмотря на сопротивление старых земель — доноров. А на Кавказе начиная с 1980 гг. не был реализован ни один крупный социально-экономический проект.

В основе национальных противоречий лежат экономические проблемы, невозможность решения которых трансформируется в социальные проблемы, чаще всего классовые, и тогда олигархи и представляющая их интересы власть старается перенаправить эти противоречия в русло национальных отношений, отвлекая таким образом внимание конфликтующих сторон от олигархов и представляющих их интересы политиков (или представителей органов власти), о чем красноречиво свидетельствует и нынешняя практика Украины. Здесь также не было противоречия между славянскими народами, но оно искусственно создалось, переросло в конфликт и взорвалось.

 

Экономические причины межнациональной напряженности

Стремление человека к благосостоянию является нормой. Для него важно иметь это качество, так как оно позволяет удовлетворять как биологические, так и социальные потребности. Если же оно не отвечает им, то и формируемое сознание насыщено противоречиями. Кроме того, оно в значительной степени подвержено внешнему воздействию различных идей, в том числе извечных: националистического шовинизма, религиозного экстремизма, что особенно актуально в сохранившихся в определенной мере архаичных условиях традиционного общества Северного Кавказа. Такая восприимчивость не может не быть использована силами (как внутри страны, так и вне ее), стремящимися к власти, управлению и манипулированию социумом. В результате мы наблюдаем, например, быстрое распространение религий, в том числе в радикальных и нетрадиционных формах.

Основой благополучия социума служат экономические ресурсы и уровень развития экономики страны в целом и региона проживания, в частности. Экономические ресурсы республик Северного Кавказа, на первый взгляд, составляют достаточно прочную базу для поступательного развития региона и высоких показателей уровня жизни населения:

—              благоприятные климатические условия для ведения сельского хозяйства, развития туризма, рекреации и комфортной жизни человека:

• весь регион сосредоточен в поясе комфортного умеренного климата,
• 40% почв республик Северного Кавказа признано пригодным для эффективного ведения сельского хозяйства;
• на сравнительно небольшой площади присутствует широкий набор климатических зон с выраженной высотной поясностью: континентальный сухой полупустынный на востоке, умеренно континентальный со значительными осадками на западе и холодный влажный в зоне альпийских лугов;

—   транспортная инфраструктура имеет сравнительно высокий уровень развития; 

—   высокая степень концентрации трудовых ресурсов;

—   территория СКФО насыщена водными ресурсами (4% их запасов по России в целом).

Кроме того, Северный Кавказ имеет массу месторождений других видов ресурсов. Только в Чечне доказанные запасы нефти составляют по сегодняшним экспортным ценам $12 млрд, газа – более 1 млрд. Стоимость запасов углеводородов в Чечне — $13 млрд.^[2] В общей сложности их стоимость – 39,4 млрд. руб. в год.

Ключевой ресурсный фактор Северного Кавказа – примерно 2/3 от выхода России к Каспийскому морю, которое является ключевым энергетическим месторождением и ключевой же логистической точкой мира. Доказанные запасы нефти в нем составляют около $8 трлн^[3], общие геологические нефтегазовые ресурсы Каспия оцениваются в размере $32 трлн.^[4]

При этом показатель экономического развития СКФО низкий и не имеет тенденции к увеличению. Из года в год уровень дотационности республик, а следовательно, и безработицы и бедности, продолжает оставаться одним из самых высоких в стране. Совокупные дотации Северному Кавказу составляют 156,374 млрд руб. в год, это 0,84% от консолидированного бюджета России, или 1,9% от федерального.

Причиной этого является прежде всего политическая и экономическая (инвестиционная, коррупционная) непривлекательность национальных республик. Недооценен логистический потенциал региона. Среди наиболее серьезных экономических проблем в республиках Северного Кавказа экспертами были выделены:

—          высокая степень изношенности основных производственных фондов;

—          высокий уровень изношенности инфраструктуры (за исключением транспортной);

—          низкий уровень инвестиционной активности в региональной экономике;

—          низкие показатели инвестиционной привлекательности региона;

—          высокий уровень коррупции и относительно большая доля теневой экономики;

—          высокий уровень безработицы;

—          низкие показатели качества государственного и муниципального управления;

—          низкий уровень трудовых доходов населения;

—          высокая плотность населения, провоцирующая конфликты интересов владения ресурсами, в том числе земельными.

Несовершенство земельного законодательства, отсутствие кадастровой документации в сельских администрациях порождают самозахват и самораздел прилегающих к административным единицам территорий. А это, в свою очередь, провоцирует столкновение заинтересованных сторон, имеющее тенденцию к перерастанию в межэтнические конфликты.

Если экономические вопросы не будут эффективно решаться, то ситуация станет усугубляться. Экономический подъем в России напрямую связан с укреплением межнациональных отношений.

Социальные причины межнациональной напряженности

Среди социальных проблем Северного Кавказа экспертным сообществом особенно были выделены:

—     низкий уровень жизни в республиках;

—     высокий уровень преступности;

—     -высокие показатели проявления девиантного поведения (наркомания, пьянство и т.д.);

—     увеличение нагрузки на социальную инфраструктуру в результате неорганизованной миграции;

—     риски терактов различного происхождения: коммерческого, политического, религиозного, национального;

—     низкий профессионализм управления обществом;

—     снижение качества образования всех уровней (в бюджете на 2013-2015 гг. было запланировано абсолютное снижение расходов на образование);

—     отсутствие перспектив для молодежи и как следствие, восприятие внешней социокультурной среды как агрессивной и недоброжелательной, а не поддерживающей и помогающей.

Развал экономики республик Северного Кавказа произошел в период экономических реформ 90-х годов. В результате этих преобразований образовались небольшой слой очень богатых людей и большая масса обедневшего населения. Никто из реформаторов не задумался о политике формирования среднего класса – самодостаточного слоя общества, служащего опорой его экономического и политического благополучия. Фактический уровень безработицы в некоторых республиках СКФО доходил до 80-90% взрослой части населения. И сейчас, если учесть масштабы скрытой безработицы, официальные данные о численности безработных занижены в разы. Спрос в основном на низкооплачиваемые должности в сфере услуг (продавцы, охранники, водители и т.д.) и дающие мало перспектив на продвижение по службе при высоком спросе на рабочие места в системе управления. По статистике, численность чиновников достигает 14% от общей численности населения, в то время как в СССР этот процент был на уровне 0,45%. Увеличение численности чиновников ведет к увеличению масштабов коррупционного фона.

Заработки женщин на Кавказе стали играть более существенную роль в семейном бюджете, чем когда-либо. Это обосновало рост их экономической самостоятельности, следовательно, изменения в распределении ролей в семье.  В итоге для поддержания существующих патриархальных основ семьи и общества активизируются различные формы радикализма, в том числе и религиозного. Самое сильное воздействие на проявления его разных форм оказывает безработица. И, напротив, самым действенным средством противодействия служит занятость населения трудом, обеспечивающим достойный уровень жизни.

Для Правительства РФ и властей республик СКФО, настроенных на борьбу с бедностью и безработицей, первоочередной задачей является оживление рынка труда. Чем больше людей будут работать, тем больше появится ресурсов в бюджетах республик СКФО и федеральном, которые можно направить на нужды населения.

Попытки объяснить бедность на Кавказе можно разделить на две главные составляющие:

—       бедные в регионе сами ответственны за свою бедность. Это мнение необоснованно: значительная часть нынешних бедных людей до развала Советского Союза имели благоприятные условия жизни. Более того, у них есть ожидания того, что они «выкарабкаются» из бедности когда-либо в будущем. Исследования показывают: большая часть бедного населения при условии создания рабочих мест могла бы сама выйти из унизительного положения социального отчуждения от общества;

—       бедность воспроизводится структурными силами в обществе. Такие факторы, как этническая принадлежность, клановость и т.д., формируют способ распределения ресурсов, прежде всего государственных (бюджеты, внебюджетные государственные фонды как самые крупные и стабильные денежные фонды регионов и т.д.) В итоге в общественном мнении складывается убеждение в том, что личные успех и благополучие зависят от таких факторов, как принадлежность и близость к элитам в республиках, родственные отношения и т.д.

Некоторые эксперты связывают социальное отчуждение подавляющей части населения республик СКФО РФ с ростом преступности (например, «лесные бандиты»). Уровень преступности на Северном Кавказе, возможно, отражает факт отчуждения отдельных групп населения от общества: часть людей не чувствуют то, что общество (государство), в котором они живут, их ценит, и что у них есть в этом обществе благополучное будущее.

СМИ РФ провоцируют рост социального отчуждения, приводящего к моральной деградации, и прежде всего — молодежи. Социокультурная (внешняя) среда оказывает большее влияние на развитие молодежи, чем региональная (этническая), и является более значимым фактором, влияющим на остроту ее переживания кризиса идентичности. Молодежь, оставленная без государственной идеологии, без ощутимой государственной же поддержки, в условиях сокращения возможностей получения качественного образования, услуг здравоохранения, трудоустройства, легальных источников средств к существованию и развитию, приходит к осознанию своей собственной обездоленности и готовности прибегнуть к противозаконным средствам для поддержания желаемого уровня жизни. Рыночная идеология может оправдать многие средства достижения цели. Между тем современное общество несет ответственность за будущие поколения, формирование в их сознании таких аспектов социокультурной идентичности, как гражданская и государственная, межнациональное содружество и общенациональная солидарность в едином государстве – Российской Федерации.

Социальные проблемы на Северном Кавказе вызывают недовольство населения всех его республик. Особенно наглядно это прослеживается на примере Чечни. Последствия военного конфликта масштабны. Положение усугубляется тем, что социальная ситуация в ней способствует обогащению незначительной части общества, правящей верхушки и их родственников, тогда как большая часть населения бедна. Причем социальное недовольство «распыляется» благодаря состоянию послевоенного выживания, миграционному оттоку, религии.

Экспертами по Чечне отмечена чрезмерная централизация власти, в том числе и религиозной. Духовная власть сосредоточена в руках муфтията. Муфтиями не только назначаются имамы, кадии, но и рецензируются тексты проповедей.

По мнению большинства экспертов, проблему ЧР стоит все еще рассматривать сквозь призму поствоенного состояния общества. Нарастание насилия эксперты связывают с распространением в молодежной среде идей радикального исламизма, с одной стороны и с незаконными действиями представителей власти в рамках реализации «мер по противодействию терроризму и распространению экстремистской идеологии» – с другой.

В Дагестане религия стала главным идеологическим «знаменем», объединяющим под своим крылом различные группы недовольных. По мнению большинства экспертов, распространение идей радикального ислама остается важнейшим фактором дестабилизации ситуации в Дагестане. По такому же пути с разницей в несколько лет идет Кабардино-Балкария. Нарастает разрушительный религиозный фактор и в других регионах СКФО, включая даже такой традиционно православный субъект, как Северная Осетия.

Заключение

Итак, процессы, происходящие в России на протяжении последних двадцати лет, с разрушительной силой давят на генетику большинства ее народов, в том числе кавказских. Это давление происходит через разорение рыночной экономикой сельских районов, в которых живет большая часть этнического населения, что не только ведет к нивелированию традиций и уклада жизни, но и стимулирует ассимиляцию и постепенное генетическое растворение этноса.

В постсоветский период стали складываться альтернативные модели региональных политических систем и идеологий, ориентированных на титульные нации при формировании властных структур республик Северного Кавказа. Борьба титульных наций за власть и собственность стала находить опору в этническом национализме и традиционной религиозности, что привело к обостренному чувству психологической общности со своим этническим сообществом (аффилиации). Этничность меньшинств приобрела гипертрофированные формы и политизировалась в соответствии с интересами определенных экстремистски настроенных социальных групп.

Смена советской идентичности на этнонациональную и религиозную обострила проблему государственноправового национального самоопределения на Северном Кавказе – в самом сложном в этническом и конфессиональном отношении регионе Российской Федерации.

Этническая мобилизация на основе этнонационализма и религии вышла в нем за рамки бытового национализма, этничность приобрела явные политические функции, а этнос из сферы социальной перешел в политическую. Последнее представляет опасность для территориальной и социальной целостности государства.

К концу 90-х годов XX века вертикаль власти значительно ослабла. К тому же процесс регионализации страны совпал с переструктуризацией геополитической и геоэкономической картин мира, что, в свою очередь, было вызвано рядом важнейших тенденций глобализации. Юг России из тесно связанных между собой и центром экономически развитых административных единиц превратился в аморфное приграничное образование и стал объектом реализации интересов различных сил, в том числе и зарубежных.

Поиск исторических, политических, экономических, социальных истоков межнациональной напряженности и экстремизма на Северном Кавказе позволит определить формы компромисса, способного смягчить стрессовое состояние малых народов в условиях интенсивного перехода России к рыночной экономической системе. 

Список литературы

1. Дзуцев Х.В. Этносоциологический портрет республик Северо-Кавказского Федерального округа РФ. – М., 2012.
2. Дробижева JI.M. Возможность совместимости гражданской и этнической идентичности // Национально-гражданские идентичности и толерантность. Опыт России и Украины в период трансформаций. – Киев, 2007.
3. Малашенко А.В. Ислам для России. – М., 2007.
4. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. – М., 2001.
5. Тощенко Ж.Т. Этнократия. – М., 2003.
6. Федотова В.Г. Хорошее общество. – М., 2005.
7. Федотова В.Г. В.А. Колпаков, Н.Н. Федотова. Глобальный капитализм: три великие трансформации. – М, 2008.