Территориальные партнерства в структуре муниципального самоуправления

Статья написана по следам третьей секции Конференции, имевшей название «Малые исторические города и села: проблемы сохранения и развития (участие населения и партнерство)», которую мне довелось вести совместно с Гюнтером Кройсом (Австрия). [1]

Я попытаюсь, в том числе отразить главные линии дискуссии на секции, которые остались срытыми за «монофоническими» точками зрения последующих публикаций ее участников. При этом моя свидетельская позиция далеко не беспристрастна, что, конечно, сказывается на подаче материала.

1.   Проблема территориального самоуправления многозначна в том смысле, что на ней сходятся интересы нескольких направлений развития общественной мысли и практики. Среди них я выделю два иногда независимых, а иногда тесно переплетающихся потока: один связан с идеями и исторически меняющейся практикой демократии – участия граждан («свободных» на ранних стадиях демократии, всего населения сегодня) в процессах управления, а второй затрагивает самостоятельность определенного локуса в структуре более широкого территориального целого.

1.1.   Идеи и практика демократии исторически также связаны с территориальной организацией общественной жизни. Это городской феномен, будь то древнегреческие полисы или вечевые города средневековой Западной Руси, и в истоках его находится практика прямого участия всех граждан суверенного полиса (вечевого города) в решении определенного типа вопросов. Говоря современным языком, это, с одной стороны, «управленческие решения» по жизненно важным для города проблемам, а с другой –  избрание ключевых фигур в структуры городской власти, которым граждане делегируют принятие и исполнение управленческих решений. Таким образом, это вопросы прямого граждановластия (что точнее, нежели народовластие) и отношения граждан с отчуждаемой или отчужденной от них властью.

В конечном счете, идея демократии кристаллизовалась в идеях гражданского общества, суверенной, свободной личности и представительной демократии.

Гражданское общество – правовое общество. Обычно подчеркивается такая его особенность как равенство всех членов общества перед законом и верховенство последнего по отношению к любой властной структуре и ее представителям. Однако это недостаточная характеристика, поскольку тоталитарные государства типа фашистской Германии и Советского Союза оказываются вполне правовыми – что противоречит установкам здравого смысла политиков, пытающихся ввести понятие правового общества.

Другой необходимой чертой «правового» является то, что отношения «действующих лиц», прежде всего власти или того, кто претендует на власть и тех, кто сталкивается с ними, должны строиться на взаимных контрактах-договорах, исполнение которых может отслеживаться как культурными традициями, так и специально созданными механизмами законотворчества и законособлюдения (примером и источником чему являются отношения вассалитета в средневековой Европе. При том, что в ней отсутствует равенство перед единым для всех законом – такового просто нет, законы являются сословными). Заключение евреев в концлагеря в гитлеровской Германии и депортация чеченцев в сталинской России осуществлялись в соответствии с определенными законодательными нормами, но ни евреи, ни чеченцы не заключали контрактов со своими государствами на предмет собственного уничтожения или депортации. (Любопытно, что Сталин в конце жизни попытался исправить этот недочет, организовав письмо еврейской элиты, осуждающей собственный народ и призывающей применить против него репрессивные меры.) В более мягкой форме говорят, что современная демократия, в противовес этимологии, а также далекой и близкой истории различных диктатур и квазидиктатур большинства, законодательно отслеживает в том числе интересы меньшинства. Я полагаю, что вне контракта, использующего соответствующую законодательную базу, права меньшинства могут оставаться и чаще всего остаются чисто формальными.

Идея свободной личности сегодня связывается, прежде всего, с достаточно плоским представлением, что главным действующим лицом в обществе является гражданин, а все остальное, прежде всего государство и его институты (т.е. лежащее на поверхности управление) является результатом отношений граждан. Более того, говорят о суверенности личности, подчеркивая ее верховенство и независимость в общественной сфере. Однако конкретизируя эту абстракцию надо пояснить, независимость от каких сил и, что крайне важно, освобождение в пользу каких других сил имеется ввиду – поскольку любой радикальный либерализм в своем истоке не предполагал такой бессмыслицы как некая абсолютная свобода. Источником современного либерализма явилась христианская церковь, отдавая бессмертную душу христианина под суверенитет небесного Бога-вседержителя и рассматривая государственные устройства на бренной земле как преходящее творение рук человеческих. Протестантизм, провозгласив устами Лютера божественное предопределение человеческой судьбы в потустороннем мире, рабскую зависимость человеческой воли от Бога в решении главного вопроса, открыл эпоху современного либерализма – свободы от церковно-католического, прежде всего, а там и государственного определения.  В британском, значительно более позднем варианте либерализма гражданин от государственного диктата и патернализма «переподчиняется» законам свободного рынка. Освящение личной частной собственности подводит под идею суверенной личности материальное основание. (В современной политической литературе это принимает еще более конкретные очертания: говорят, что базой как демократии, так и торжества либеральной идеи служит средний класс – если он является наиболее массовым и обладает достаточной собственностью, чтобы быть независимым от власти.) Наконец, для французского Просвещения, завершившегося Великой французской революцией, гражданин освобождался от пут сословного государства в пользу царства разума и истины, подчиняясь законам натуральной и общественной природы. (Марксизм, взяв на себя бремя познания абсолютной общественно-исторической истины, превратил либеральную идеологию в свою противоположность – технократическую организацию общества.)

Краеугольным камнем демократии (народовластия, граждановластия, что точнее) признается то, что определенные места во власти, ограниченной законами и контрактом,  заполняют граждане своими представителями, которых они выбирают, которым делегируют принятие и исполнение управленческих решений, которые им подотчетны. Выбирается основная масса законодателей, частично – ключевые фигуры исполнительной власти.  Принцип выборности распространяется и на внутреннее устройство отдельных публичных организаций. Ритуал регулярных выборов стал определять важнейшие моменты в организации публичной власти во всех демократических странах, став критерием степени демократичности.

Важнейшим институтом граждановластия признается право выносить на референдум и принимать в ходе его решения по ключевым вопросам общественного устройства.

Наконец, сегодня в качестве относительно нового и эффективного  элемента демократического общества рассматриваются общественные организации, основными признаками которых являются то, что они объединяют граждан для решения общественно значимых вопросов и не преследуют частные коммерческие интересы и, действуя в рамках законодательства, не подчиняются государственным органам.

1.2.   Проблема самостоятельности определенной территориальной единицы или самоуправления (все того же города) становится актуальной в ситуации формирования территориально-властных инфраструктур, когда ранее независимые территории, такие как греческие полисы, вечевые города северо-восточной Европы подпадают под руку более крупных государственно-территориальных  структур, или, что ближе к современности и более интересно, когда разрушается – как это было при крушении Римской империи – старая государственная инфраструктура, а продолжающие жить города получают возможность устанавливать новые отношения с новой нарождающейся «региональной» властью. При этом степень демократичности внутригородского устройства отходит на второй план по сравнению с вопросом об отношении, в частности подчиненности, городской власти и той власти, которая пытается над нею надстроиться – региональными, межрегиональными, церковными правителями. Самоуправление означало, что в рамках договорных, в том числе вассальных отношений город формирует самостоятельно структуру, органы и персонажи своего управления, ведет самостоятельную финансовую, торговую и иную деятельность. (Другое дело, что именно свободные и самоуправляемые города феодальной Европы сохраняют элементы внутригородской демократии, прежде всего выборность тех или иных административно-должностных лиц.)

Свободные города остались в прошлом, проблема же трансформировалась в соотношение централизации и децентрализации внутри некоторой территориально-административной вертикали – в распределение и перераспределение прав и обязанностей, полномочий и ответственности, а самое главное, в доступе администрации того или иного уровня к публичным ресурсам, которые находятся в распоряжении этой вертикали. При этом принципиально, что такое перераспределение сегодня не является предметом договора или контракта между участниками, скажем, между теми же городами и вышестоящей государственной властью. Последняя просто наделяет нижестоящие уровни частью «своих» прав и обязанностей, естественно, в свете собственных интересов, используя для этого принадлежащую ей машину депутатского законодательства. Прагматика развития самоуправления «сверху» в новое время не скрывается (снять с себя ответственность считая, что «низы» более эффективно выполнят задачи, которые в противном случае придется решать самим «верхам»). Более сложным является вопрос, зачем это нужно так называемым «низам».

1.3.   Обратим внимание на то, что если проблема демократии есть вопрос отношения граждан и власти, то проблема самоуправления лежит преимущественно внутри власти, это вопрос об отношениях между ее этажами во властной вертикали. Так например, обсуждение жителями дома животрепещущей альтернативы строить или не строить рядом с ним бензоколонку лежит в плоскости гражданской демократии (локального референдума по кардинальному для этого локуса вопросу), но не самоуправления, ибо жители никакой властью не являются. Чтобы перевести его в предмет ведения самоуправляемой территориальной единицы в масштабах дома его жителям надо создать, имея для этого определенную законодательную базу, комитет общественного самоуправления с соответствующими полномочиями, делегированными вышестоящим уровнем администрации.

В территориально-административной вертикали сохранялись, а в новейшее время получили развитие элементы городской демократии, которые сегодня проявляются в городе (в муниципальном образовании в нашей стране, в коммунах во Франции) в виде депутатского корпуса, которому гражданин-избиратель делегирует право принимать местные законы и городской бюджет, а также в возможности прямых или косвенных выборов главы исполнительной власти города (муниципального образования). Городская демократия вовсе не обязательно сопряжена с самоуправлением – подобной демократией не пренебрегала и не знавшая свободных городов и самоуправления Российская империя, делая выборной фискальную должность городского (посадского) старосты.

В наше время эти два потока слились до неразличимости, что порождает смешение проблем, понятийную путаницу, а, следовательно, резко затрудняет постановку и решение практических задач. В частности, трудно понять, в какой мере проблемы являются имманентными, т.е. порождены принципами демократии и самоуправления, а в какой только прикрываются этими формами как ширмой.

2.  Далеко не все идеи и принципы «демократического» общества, дополненного механизмами самоуправления воспринимаются и воспринимались в истории различными течениями общественной мысли в качестве непреложных аксиом общественного прогресса. К этому есть серьезные причины: значимость и, более того, осмысленность этих максим  теряются при забвении тех оснований, на которых они построены и которые сегодня часто упускаются из вида.

Социалисты и «уравнители», а вслед за ними марксизм быстро усомнили развитую Великой французской революцией идею формально-правового равенства граждан перед законом, а заодно и версию либеральной свободы личности, основанную на принципе частной собственности,  замечая, что подобные идеи перечеркиваются реальным экономическим неравенством «собственника» своей рабочей силы и наследника крупного капитала, жителя крупного города и сельского захолустья. Соответственно, новое решение проблемы демократии и равенства искалось ими  в экономической сфере за счет ликвидации частной собственности в пользу общественной. Эпоха социально-экономических революций заняла более ста лет, но попытка, как известно, не увенчалась успехом, и мировое сообщество, признав лидерство экономически развитых стран, выбрало в качестве стратегического направления капиталистический путь. Обогатившись в результате исторического опыта новым содержанием и новой прагматикой идея равенства так и осталась проблемой. (Заметим, что радикальные точки зрения, типа бердяевской философии неравенства, вообще полагают саму установку на это ложной.)

Идея представительной, выборной демократии, когда гражданин контролирует власть, периодически приходя к урнами и делегируя свои полномочия тому, кто, как ему кажется, выражает его позицию, дискредитирована ростом политических технологий. Крайне интересна в этом процессе роль рационализма. С одной стороны он воплотился в общественной науке, которая положила общество, социальные группы и человека в качестве объекта изучения и прикладной деятельности, разработала и продолжает активно разрабатывать инструменты манипулирования этими объектами, причем не только в политической сфере, а и в сфере бизнеса – маркетинга и рекламы. Манипулирование из искусства немногих политиков, зачастую осуждаемого общественным мнением, превратилось в разветвленную легализованную массовую деятельность. Приумножив за счет развития общественных наук инструментальные функции, рационализм потерпел фиаско как идеология руководящей роли разума и истинного знания об устройстве общества и его истории, уступив место признанию первичности интересов корпораций, групп, отдельных индивидов. (Обратим внимание на то, что дискредитация рационализма означает разрушение французской версии либеральной идеи свободной личности.)

Обесценение демократической идеи контроля гражданами власти за счет периодической выборности ее ключевых фигур делает менее привлекательным современный механизм самоуправления. Действительно, выпадение тех или иных уровней территориальных властей из вертикали прямого административного подчинения «верхам» создает новые возможности для продвижения во власть политиков, при этом часто делает их судьбу еще менее устойчивой, нежели при менее демократических процедурах, но мало способствует концентрированному выражению воли граждан.

В качестве относительно нового и перспективного пути развитие демократии предлагаются различные способы приближения граждан к решению тех  управленческих задач, которые ставятся во властной вертикали. Один из них связан с созданием общественных комиссий при администрациях различного уровня. О другом мы начали говорить ранее – это создание локальных структур общественного самоуправления на самом «низу» (улица, дом, подъезд) и делегирование им права принятия решений по затрагивающим интересы локуса вопросам. Выборность в таких организационных единицах может сочетаться с принципом «явочного» участия в их работе. Однако роль таких организаций невелика. Те же комиссии имеют узко отраслевой характер, а органы общественного самоуправления – узко локальный. Несмотря на «малоразмерность», доведение этой формы власти до человеческого масштаба (власть и граждане знакомы в лицо) выборность лиц в них не связана с большей представительностью интересов граждан. Как на любом уровне власти ее представители выражают прежде всего собственные интересы. В свое время мною проводились исследования, в том числе в игровых формах, многочисленных комитетов территориального самоуправления, возникших на волне перестройки. В подавляющем случае во главе них встали маргиналы, в силу личной слабости не пробившиеся повыше, или те, кто рассматривал работу в них как простейший трамплин наверх, или же просто люди с психическими отклонениями.

Слабости либеральной идеи суверенной личности были в той или иной мере затронуты выше в связи с обсуждением других аспектов демократической идеологии. Резюмируя заметим следующее. Марксизм и его союзники блестяще показали в критических исследованиях несостоятельность идеи равенства на рынке, а на собственной практике – несостоятельность примата разума, действующего через познание объективных общественно-исторических законов.  При отказе от христианско-протестантской концепции исчезает последнее основание либеральной идеологии.

Спрашивается, почему же столь живучи пафосные идеи (в современной терминологии – мифы) демократии, либерализма и самоуправления, несмотря на то, что все заложенные в них краеугольные камни оказались крайне неустойчивыми? Думаю, что в двадцатом веке они продержались благодаря существованию таких тоталитарных устройств как фашизм и советская система. В противовес жутковатым реалиям последних конкретными и привлекательными становились принципы так называемых демократических государств. (Значение знаменитых, но тем не менее слабых работ Л. Мизеса именно в этом противопоставлении, а не в развитии либеральной теории.)

Сегодня оппозиция исчезла, и тоталитарные ранее государства освоили западную манеру говорения и формы общественного устройства. Простота их мимикрии еще более подчеркивает содержательную пустоту освоенных форм. (Интересно, что распространение данных мифов в нашей стране поддерживается потребностью определенной политической группы, которая используют их в качестве средства самоидентификации и блокирования с западными партнерами, при этом мало заботясь о содержательном наполнении терминов или о следовании букве лозунгов.) При этом Запад продолжает достаточно устойчивое развитие за счет сложившейся институциональной структуры, когда как в нашей стране этой структуры нет, а транслируемая идеология мало способствует ее появлению.

С моей точки зрения, исчерпанность реципированной идеологии является одной из существенных причин того множества конкретных проблем, с которыми сталкивается становление отечественной государственности (проблем для тех политиков и в той мере, в какой они ставят подобную задачу, ибо значительную часть правящего класса вполне устраивает ситуация идеологического и, следовательно, организационного хаоса).

3.   В работе секции, естественно, не затрагивался весь комплекс теоретических и идеологических вопросов, связанных с самоуправлением и демократией в общественной жизни, и тем более в такой тональности, которая задана мною выше. Участники разделились на три достаточно явные группы, разделяемые как установками по отношению к собственной роли на конференции, так и проблемам, с которыми они приехали на нее.

Первую составили иностранные коллеги. С очень высокой степенью достоверности можно говорить, что они приехали на конференцию не столько обсуждать проблемы самоуправления, в том числе те, с которыми они сталкиваются в собственной работе, сколько с просветительскими целями, пытаясь довести до сведения российских участников – в виде отдельных тем обсуждения – основные положения и стандартные проблемы демократического устройства и самоуправления. Среди них: принципы организации и работы местного территориального самоуправления в его отношениях с государственным управлением (Гюнтер Кройс (Guenter Kroes), Герлин Вебер (Gerlind Weber)), роль общественных организаций, «техника» их работы и связь с государством и муниципалитетами (Стефан Бонд (Staffan Bond)). Сильной стороной зарубежных участников было сочетание теоретической оснащенности с опытом практической работы, в том числе в развивающихся странах, который был представлен в  нескольких case study (в частности, на пленарных заседаниях).

Во вторую группу вошло большинство наших соотечественников. Несмотря на меньшую мыслительную и практическую сорганизованность по обсуждаемому предмету, а потому по большему разбросу и поднимаемых проблем и намечаемых ответов их можно объединить по одному существенному признаку. В качестве исходной точки здесь выступают не заданные, исходя из теоретических соображений, вопросы на тему самоуправления, а отечественные проблемы, с которыми сталкивается работник территориальной администрации или же человек, пытающийся сотрудничать с нею по каким-то территориальным вопросам, или же тот, кто пытается решать такого рода вопросы при минимальном участии администрации. Самоуправление в этом контексте рассматривается в качестве одного из возможных инструментов в решении возникающих территориальных проблем, а не как самоцель. При этом в наиболее парадоксальной форме это было высказано в тезисе: при современных избирательных технологиях ключевым вопросом является не выборности той или иной административной должности, а наличии ресурсов, прежде всего финансовых, которыми администратор может располагать (Галина Гамаюнова, глава администрации Крапивинского района Тульской области). Подобная же позиция была высказана главами сельских округов Одинцовского района Московской области (на территории которого проходила конференция), до недавнего времени избираемых, а сегодня назначаемых – они не видят принципиальной разницы в «технике» попадания на данное место, ибо важнее отношение с руководством вышестоящего уровня, его заинтересованность в вас – неважно, назначаетесь вы или избираетесь, а также доступность ресурсов. С этой точки зрения значимость муниципального уровня по сравнению с нижележащими не в том, что глава муниципального образования выбирается, а нижележащего уровня назначается, а в том, что потеряв статус муниципального образования территория – в соответствии с сложившимся законодательством и практикой – резко теряет в финансовых ресурсах (Г. Гамаюнова: «С нас сняли этот статус и все посыпалось, нет средств»). Если же обвала не происходит, то благодарить приходится не административные порядки, а специфические обстоятельства (в Одинцовском районе сельские округа относительно благоденствуют за счет внебюджетных фондов, формируемых на базе громадной земельной ренты).

Помимо проблемы ресурсов – их недостаточности и распределения по логике административного деления территории, просматривается не очень ясно артикулированная, но тем не менее постоянно возникающая проблема эффективности методов и инструментов работы с ресурсами. При этом речь идет о любых ресурсах, не только материальных, финансовых, административных, а и тех, которые несет с собой живущий и действующий на территории человек. В общей форме фиксируется плохое  использование как того, что уже есть, так и лежащего на поверхности потенциала территории. С этой точки зрения объяснимо парадоксальное сближение точек зрения лиц, стоящих на разных полюсах отношения «население – власть»: общественный координатор культурных программ трех районов Подмосковья (Борис Акопов) говорит о разобщенности населения и власти, которая слабо поддерживает гражданские начинания, тогда как администратор-руководитель народного образования г. Звенигорода (Сергей Терентьев) говорит о личной готовности использовать административные ресурсы в интересах общественного самоуправления, однако не видит адекватной для этого структуры и предмета деятельности.

Крайне интересна промежуточная группа (Тамара Лухнева, Валерий Лемесов), работающая на российской территории в прямом контакте и  на средства западных фондов. (Я сразу хочу снять какие-либо подозрения в шпионской деятельности или других тайных замыслах со стороны западных коллег, но рассматриваю это как кросскультурный факт и, одновременно, как значимый для нашей страны диагноз по поводу возможного направления развития организаций определенного типа.) В рамках российско-шведского проекта «Северный путь» на северо-западе России осуществляется формирование сельских общин с развитым самоуправлением (его правовыми, экономическими и другими механизмами) – это то, в чем сильна Скандинавия и в чем она достигла серьезного прогресса. Я не могу судить о том, в какой мере эта работа помогает выжить северному селу – особенно, если учитывать те проблемы, которые были поставлены второй группой. В данном же месте я могу обсуждать те идеи и ту деятельность, которые несли с собой присутствующие на секции участники проекта. В нем они представляют некоммерческую общественную организацию, уставной целью которой является консультирование создания подобных самоуправляемых территорий, в том числе медиаторная функция между ними и государством. Вопрос, который был поднят в дискуссии заключался в том, в какой мере патерналистская роль такого рода организации, ее близость к государственным ресурсом в качестве медиатора и, в какой-то форме, близость к местным ресурсам, возможность получения различных, в том числе налоговых льгот (в качестве некоммерческой и почти что благотворительной  организации) не сделает работу в ней источником решения личных проблем ее членов прежде всего. (Старая проблема Альхена в «Золотом теленке»). Если ответ лежит в плоскости обязательной порядочности работников, то он неконструктивен. Не выдерживает критики и надежда на то, что самоуправляемая единица дорастет до контроля по отношению к своему патрону.

Мой вывод, в защиту которого я выступал на секции,  заключается в том, что модель самоуправления, построенная с использованием демократических механизмов и дополненная общественными патерналистско-медиаторными общественными организациями, имеет такие степени свободы в своей реализации, которые легко позволяют уйти от тех благородных целей, которые закладывают ее идеологи. Опыт Запада и становления отечественных механизмов территориального управления показывает, что работают иные механизмы, нежели предполагались и закладывались (происходит нечто похожее на историю реального социализма, но только, возможно, с меньшими издержками).

4.   Очевидно, что пафос подобной критики имеет значение тогда, когда можно высказать определенную позитивную позицию, которая и проясняет более основательно смысл критических замечаний. Для меня такой позитивной позицией является развитие территориального управления (понятого шире, нежели административная вертикаль) за счет формирования так называемых территориальных партнерств. Сразу же надо сказать, что это также западное изобретение, которое вполне прагматично встраивается в русло тех же самых процессов демократизации и самоуправления. Однако мне представляется правильным разделить эти процессы, поскольку они имеют разные механизмы.

Не вдаваясь в детальное описание того, что есть партнерство и каковы механизмы его формирования и функционирования, я остановлюсь на ряде принципиальных, с моей точки зрения, особенностях данного типа партнерства[2]. Думаю, что дескриптивные определения достаточно полно раскроют образ территориального партнерства (для краткости ТП).

Первое. ТП находится вне границ вертикали власти, поскольку его многими участниками помимо различных административных структур, в том числе принадлежавших к разным уровням, могут быть различные организационные структуры самой разной степени формализации вне партнерства, в том числе и отдельные лица.

Второе. ТП находится вне (может выходить за границы) любой административной единицы, организуя конфигурации любого масштаба и сообразуясь при этом только с интересами дела и возможностями участников.

Третье. ТП всегда имеет конкретную, финальную по времени задачу и критерии оценки ее выполнения. В этом оно отличается от любой бюрократической структуры, наделенной «функцией» (вариант – «целевой установкой»), которую она призвана постоянно и сколь угодно долго выполнять и по отношению к которой никогда нельзя сказать, насколько хорошо она это делает.

Четвертое. Конфигурация ТП относительно свободна от институционально-структурной, т.е. опять же бюрократической организации (скажем, от тех же «отраслевых» способов организации деятельности, которые были проклятием для советской системы и актуальны в организации бюджета в современных администрациях).

Пятое. Участниками партнерства – и это, пожалуй, самый принципиальный момент, являются не формально равные или еще более формально свободные личности, а субъекты данного территориального партнерства (в этой мере – территориальные субъекты), причем субъектами их делает обладание теми или иными территориальными ресурсами. Другими словами, ТП есть механизм наделения (распределения, перераспределения, создания в процессах взаимной деятельности) участников территориальными ресурсами. ТП – механизм сложения и порождения ресурсов, их общего ведения и управления. В этом я вижу, фактически, единственный механизм превращения людей из «населения» в значимые персоны и объединения на территориях. Конечно, здесь не все «население» становится субъектом территориальной деятельности, но только то и в той мере, в какой оно задействовано в ТП. Но здесь и нет этой универсалистской установки. ТП довольствуется тем, что население в принципе может выходить в эту позицию, перекрытую другими способами организации деятельности.

Шестое Понятие ресурса является для ТП ключевым. Важно, что доступ к ресурсу получают все участники. И еще более важно, что ресурс не только присутствует до формирования партнерства и далее делится среди участников, но приращивается в процессах совместной деятельности.

Седьмое. ТП это непосредственная, а не опосредованная, тем же демократическими процедурами, форма деятельности.

Восьмое. ТП остается в правовом поле, опираясь как ничто другое на такой компонент этого пространства как контракт (участников ТП).

Девятое. ТП лежит в русле современных, связанных с инновационными механизмами развития территорий, которые раскрываются в таких деталях как маркетинг тех или иных территорий, развитие по точкам роста. Ведь именно в форме ТП проще и эффективнее выращивать ту или иную точку роста. Локальное ТП в этом случае приобретает стратегическую роль, и решаемая с его помощью частная задача может стать линией в стратегическом пути развития территории.

В заключение подчеркну, что акцентируя достоинства территориальных партнерств я не призываю к ликвидации сложившихся форм и демократии, и самоуправления. Как культурная традиция и как то, чему нет альтернативы в системной макроорганизации общества они, конечно, продолжат существование. Суть же в том, что с ними не надо связывать надежды на решение проблем, которые они давно уже не в силах решить. На место политических заклинаний должно придти мышление и социальное творчество, поиск новых инструментов, к числу которых мне хотелось отнести и территориальные партнерства.

---