Военный конфликт как форма политического процесса
О.Б. Иванов — руководитель Центра урегулирования социальных конфликтов,
заслуженный юрист Московской области
Аннотация: В статье рассматривается эволюция общественной мысли по проблеме соотношения военного и политического компонентов социальных отношений, места военных конфликтов в политическом процессе. Анализируются основные классификации военных конфликтов и их познавательные возможности. Исследуется трансформация современных представлений о военных конфликтах в связи с развитием в науке таких понятий, как «мягкая сила», «информационная война» «гибридный конфликт (война)». Автор приходит к выводу, что в теории конфликтов военные конфликты представляются, как экстраординарная форма отношений, выходящая за рамки обычного политического процесса, а иногда – и за рамки политики в целом.
Соотношение политики и войны как форм общественных отношений с древнейших времён является предметом внимания мыслителей. Гераклит Эфесский видел источники развития в некоторых универсальных свойствах мира в целом, в его противоречивой сущности. Он отмечал: «Война – отец всех вещей, а мир – их мать… Одним она определила быть богами, а другим – людьми, одних она сделала рабами, других – свободными» [6, с. 89]. Таким образом, античный философ декларирует диалектическое единство войны и мира, вражды и политического процесса, которые, тем не менее, являются разными состояниями общественной жизни. Аналогичных взглядов придерживался Эпикур, который тем не менее считал, что негативные последствия столкновений вынудят когда-то людей жить в состоянии постоянного мира. В целом, война рассматривается в этот период в связи с политическим процессом, но в то же время как нечто иное, «не-политика».
В философии Средних веков военные конфликты и политические процессы анализируются в контексте теологии. Христианская философия в соответствии с принципами Евангелия стремилась доказать преимущества мира, согласия и братства между людьми. На рубеже II–III вв. ее видные представители доказывали несовместимость войн с учением Христа, что, однако, вряд ли повлияло на естественный ход исторического развития. В дальнейшем этот принцип был поставлен под сомнение [8, с. 435]. В частности, церковные идеологи оправдывали крестовые походы как «справедливые» войны, хотя внутри Европы церковь чаще всего выступала в роли миротворца.
В эпоху Возрождения мыслители выступали прежде всего с позиций гуманизма, осуждая вражду и насилие. Такого рода высказывания мы находим в работах Т. Мора, Эразма Роттердамского, Ф. Рабле. Особняком в этом плане стоит творчество Н. Макиавелли. В его работах конфликт, в том числе и военный, трактуются как один из инструментов политики.
Следует обратить внимание на размышления Ф. Бэкона, касающиеся конфликтов и методов их урегулирования. Его «Эссе о гражданской и моральной жизни» во многом посвящено вопросам предотвращения внутриполитических вооружённых конфликтов (восстаний, мятежей), которые в период позднего Средневековья и на этапе Нового времени были почти что неизменным атрибутом политической жизни Англии. В этих условиях грань между военным и политическим конфликтом неизбежно размывается. Поэтому Бэкон указывает, что политика требует «разделения и раскалывания враждебных государству союзов», а «прекрасной мерой» предотвращения конфликтов является забота о том, чтобы у недовольных не нашлось вожака, объединяющего их. Также правителю нужно «иметь под рукой» людей, способных подавлять мятежи [3].
Соотношение военного и политического, рассматриваемое в несколько метафоризированном ключе – один из важных аспектов эпохального для общественной мысли труда Т. Гоббса «Левиафан». Война как состояние хаоса, борьбы всех против всех противопоставляется миру, обеспечиваемому государством как политическим институтом в рамках общественного договора. Таким образом, вооружённый конфликт должен быть исключён из внутриполитической повестки дня как ненормальное для неё явление. Однако того же нельзя сказать о внешнеполитической среде государства.
Хотя Вестфальский мир заложил основы национальных государств как основных субъектов мировой политики, в дальнейшем наступление эпохи социальных революций, интервенций как средства борьбы с ними, и «освободительных войн» как средства их распространения приводят к отсутствию четкости в разграничении внутри- и внешнеполитических процессов. Это проявляется и в сфере социальных учений. В первую очередь, следует отметить появление работ, авторы которых стремятся вписать военные конфликты в русло политических, и, шире, общесоциальных процессов. Наиболее известным из них является сочинение К. Клаузевица «О войне», где речь, в частности, идёт о том, что «война – не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами» [12, с. 16]. Согласно этому мнению, война подчинена политике и ведётся для достижения определённых политических целей.
Формируются также концепции, в которых война рассматривается как проявление общеэволюционных процессов, связанных с «естественным отбором» и поддержанием ресурсного баланса в обществе. К таковым относится теория Т. Мальтуса, согласно которой рост средств существования людей «естественным образом» отстает от роста народонаселения. Борьба за средства существования делается, таким образом, неизбежной, поэтому военные конфликты объявляются «вечными» [1, с. 45-88]. В русле схожего подхода возникло направление, называемое социальным дарвинизмом (Г. Спенсер, У. Самнер, Л. Гумплович). Согласно взглядам этих исследователей, в обществе существуют механизмы «естественного отбора», позволяющие успешно развиваться наиболее приспособленным индивидам. Однако формы развития возникающих на этой основе конфликтов могут существенно различаться в зависимости от типа культуры, господствующих социальных норм и т. д. Поэтому общество способно эволюционировать от военных методов разрешения конфликтов к политическим.
Наконец, в трудах К. Маркса обосновывается возможность и даже необходимость внутриполитических вооружённых конфликтов революционного типа, направленных на смену социально-экономических формаций. С точки зрения Маркса, классовые конфликты являются движущей силой развития общества, обеспечивая переход к новым этапам развития (формациям). Наиболее эффективным способом такого перехода считается революционный путь, позволяющий провести преобразование социальной структуры в кратчайшие сроки («революции – локомотивы истории»). В дальнейшем на этой основе была развита концепция «мировой революции», сопровождаемой классовой войной, фактически стирающей грань между внутри- и внешнеполитической конфликтностью.
Теоретики формирующейся в XX в. конфликтной парадигмы исследования социальных процессов также уделяли существенное внимание тематике военных и политических конфликтов. Военные конфликты рассматриваются ими как выполняющие преимущественно негативные, разрушительные функции. Задачей же трансформации, управления социальными конфликтами становится их перевод в конструктивные формы развития, что обеспечивается в первую очередь с помощью механизмов политической институциализации. Так, Л. Козер отмечает, что конфликт бывает дисфункционален для тех социальных структур, которые нетерпимы по отношению к нему, в которых он не институализирован. Чрезмерная жесткость социальной структуры провоцирует конфликт с катастрофическими последствиями для общества. Повышение степени институциализированности конфликта влияет на уровень согласия сторон по поводу способов и методов взаимодействия в нём, позволяя лучше контролировать возможные последствия тех или иных действий. Высокоинституциализированные конфликты отличает возможность коллективного управления их развитием, а также чёткое определение момента окончания конфликта [13, с. 188]. Военные конфликты можно отнести к числу низкоинституциализированных, в предельном случае – деинституциализированных. В этом заключается, с позиций Л. Козера, основное различие между военной и политической борьбой.
Аналогичных позиций придерживается и Р. Дарендорф, утверждая, что «конфликты не исчезают посредством их регулирования; они не обязательно становятся сразу менее интенсивными, но в такой мере, в какой их удается регулировать, они становятся контролируемыми, и их творческая сила ставится на службу постепенному развитию социальных структур» [7, с. 145-146].
В современной науке о конфликтах изучению роли военных конфликтов в политическом процессе также уделяется определённое внимание. Оно сосредоточено на таких аспектах, как содержательная составляющая военно-политических конфликтов и возможности их типологизации (Э. Мирбашир оглу [16, с. 115-118]), возможности использования политических методов в их урегулировании (А. В. Загребельный [9, с. 182-191], П. В. Калмыков [10, с. 75-77]), особенности отдельных видов военно-политических конфликтов (Анкудинов Е. В. [2]). Кроме того, ряд известных исследователей политической конфликтности (А. В. Глухова, А. В. Дмитриев и др.) в своих работах затрагивают проблематику военных конфликтов в политическом процессе. Так, А. В. Глухова отмечает, что политический конфликт не равнозначен военному конфликту, вооруженной борьбе, хотя в экстремальных случаях может ею заканчиваться. Но военный конфликт подчиняется собственным законам, включая технические [5, с. 27].
В ходе исследования роли и места военных конфликтов в политике сложились их основные классификации. В первую очередь следует выделить наиболее востребованное в научных работах разделение таких конфликтов на внутриполитические и внешнеполитические. К первым можно отнести гражданские войны, вооружённые восстания, сепаратистские вооружённые конфликты и др. Ко второму типу относятся вооружённые конфликты между государствами или их коалициями, а также военные действия против международных террористических организаций.
Достаточно часто используется классификация конфликтов в зависимости от их масштаба. В данном ракурсе можно выделить локальные военные конфликты (на уровне отдельных регионов или районов государства либо в виде столкновения между двумя государствами, в которое не вовлечены другие акторы); региональные (как правило, с прямым или косвенным участием нескольких государств одного региона, а также с возможным вовлечением государств, находящихся за его пределами); глобальные (с вовлечением наиболее значимых государств современного мира, грозящим перейти в открытые военные действия друг против друга).
Можно применить и классификацию, опирающуюся на длительность протекания конфликта. В её рамках выделяются краткосрочные военные конфликты (как правило, длительностью до нескольких недель), среднесрочные (до года), длительные или затяжные (стороны могут вести, прекращать и возобновлять военные действия в течение неопределённо длительного периода).
Военные конфликты также включаются в качестве одной из категорий в некоторые классификации, широкого используемые в современной конфликтологии. К примеру, известны американский конфликтолог А. Раппопорт выделили три типа конфликтов: спор, игра и война. В первом случае стороны стремятся достичь своих целей путем убеждения друг друга. Во втором случае стороны могут применять насильственные, принудительные действия, но лишь в рамках установленных правил. Стороны используют любые методы, в том числе и насильственные, не будучи чем-либо ограничены. Данный тип конфликтов чреват быстрой эскалацией. Таким образом, и в классификации Раппопорта конфликт военного типа связывается с отсутствием каких-либо ограничений, что препятствует его регулированию и фактически выводит его за рамки политического процесса.
На современном этапе развития социально-гуманитарных знаний в целом сложившиеся представления о военных конфликтах подвергаются существенной корректировке в связи с появлением в поле научных дискуссий таких понятий, как «мягкая сила», «информационная война», «гибридный конфликт». Они расширяют сложившиеся представления о самом понятии и формах конфликтных отношений, в том числе и в виде военных действий.
Первое из этих понятий зарождается в русле «стратегии непрямых действий», которую сформулировал в своих исследованиях английский военный теоретик Б. Лиддел Гарт. Он отмечал что метод непрямых действий является основным в области политики, а изменение взглядов достигается легче и быстрее незаметным проникновением новых идей [14, с. 4]. В русле данной идеи разрабатываются концепция «мягкой силы» (Дж. Най [21]) и технологии непрямого воздействия на оппонентов в конфликтах. Как отмечает И. В. Шамин, в современной науке, прежде всего в работах западных ученых, сформировалось направление, изучающее «непрямые технологии» геополитической борьбы [20, с. 3]. Некоторые отечественные исследователи считают, что стратегии непрямых действий и «мягкой силы» – это особые технологии её осуществления [11].
Использование «мягкой силы» предполагает способность добиваться желаемого на основе добровольного участия союзников [17]. Политическое влияние государства, согласно этой концепции, конвертируется в политические дивиденды за счет символического капитала культуры, политических (демократических) ценностей и смыслов. Данный капитал позволяет формировать положительное общественное мнение в отношении его обладателя, которое может стать ресурсом в условиях латентных, не перешедших в острую фазу конфликтов.
Более агрессивным, хотя и не выходящим за рамки косвенного влияния, является управление на основе информационного воздействия в условиях открытого конфликта. Оно может быть направлено, к примеру, на консолидацию противников существующего политического режима, ослабление его позиций в общественном сознании и т. д. Действия такого типа нацелены на достижение решающего преимущества над оппонентом, закрепляемого через трансформацию его политической системы на основе внедрения институтов определённого типа. А. В. Манойло видит в этом основное отличие англосаксонской модели управления конфликтами, тогда как в рамках западноевропейской модели не ставится задача путем прямого вмешательства изменить политические системы в государствах-участниках конфликта [15, с. 69]. Подобные стратегии управления конфликтами, призванные обеспечить доминирование какого-либо из участников конфликтов, переносятся с международного на национальный уровень, в том числе за счет вмешательства внешних сил в региональные внутригосударственные конфликты.
Крайней формой такого информационного воздействия считается информационная война. Г.Г. Почепцов считает, что «информационная война представляет собой всеобъемлющую, целостную стратегию, призванную отдать должное значимости и ценности информации в вопросах командования, управления и выполнения приказов вооруженными силами и реализации национальной политики» [19, с. 36]. По мнению Н.И. Панарина, информационная война – это «комплексное совместное применение сил и средств информационной и вооруженной борьбы» [18, с. 21]. Исходя из этого, информационная война может вестись без непосредственного вторжения на территорию противника или сопровождать такое вторжение. С другой стороны, расширительное использование данного понятия размывает его сущностные характеристики, которые и так остаются весьма неопределёнными в современной науке.
Наконец, термин «гибридный конфликт» («гибридная война») отражает смешанную стратегию ведения конфликта, в которой тесно переплетаются военные и невоенные составляющие. В настоящее время этот концепт ещё не в достаточной степени разработан. Начальник Генерального штаба вооруженных сил России В. Герасимов подчёркивал, что «гибридная война» включает в себя асимметричные формы ведения военных действий. Акцент военных действий сместился в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, направленных на активизацию протестного потенциала населения [4]. Кроме того, достаточно широко применяются нерегулярные военные формирования, сложная техника, экономические методы воздействия на оппонентов (блокада, санкции и т.д.).
Таким образом, представления о военных конфликтах и их месте в политическом процессе эволюционируют в процессе развития общественной мысли. Большинство исследователей подчёркивает наличие ряда принципиальных отличий, которые делают военный конфликт экстраординарной формой политики, а в некоторых случаях – выводят его за рамки политики, превращая военное в антитезу политического. В связи с развитием сетевого общества формы и методы ведения противоборства с элементами военных действий значительно изменились, что требует переосмысления как самого понятия, так и влияния стоящих за ним явлений на политический процесс.
Список использованных источников
1. Акаев А.А., Коротаев А.В., Малинецкий Г.Г., Малков С.Ю. (ред.). Проекты и риски будущего: концепции, модели, инструменты, прогнозы. М.: Красанд, 2011.
2. Анкудинов Е. В. Гражданская война как военно-политический конфликт . Источник
3. Бэкон Ф. Эссе о гражданской и моральной жизни // Собр. соч.: В 2 т. М., 1979. Т. 2.
4. Герасимов В. Ценность науки в предвидении. Источник
5. Глухова А. В. Политические конфликты: основания, типология, динамика: Теоретико-методологический анализ. М.: Эдиториал УРСС, 2010.
6. Гуторов В.В. Античная социальная утопия. Л., 1979.
7. Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социс. 1994. № 5.
8. Дмитриев А. В. Социальный конфликт. Общее и особенное. М. 2002.
9. Загребельный А. В. Несиловые способы урегулирования военно-политических конфликтов: концептуальные подходы // PolitBook. 2013,. № 1.
10. Калмыков П. В. теория и практика предотвращения военных конфликтов современности // Власть. 2007. № 4.
11. Карякин В. В. Россия как цель реализации стратегий «непрямых действий» и «мягкой силы» внешнеполитических акторов . Источник
12. Клаузевиц К. О войне. М.: Госвоениздат, 1934.
13. Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс, 2000.
14. Лиддел Гарт Б. Стратегия непрямых действий. М.: Иностранная литература, 1957.
15. Манойло А. В. Психологические операции: модели и технологии управления конфликтами // Политэкс. 2008. № 3.
16. Мирбашир оглу Э. Сущность военно-политических конфликтов и их основные разновидности // Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов. 2009. № 8.
17. Най Дж. «Мягкая сила» и американо-европейские отношения // Свободная мысль-XXI. 2004. № 10.
18. Панарин И.Н. Информационная война и власть. — М.: Мир безопасности, 2001.
19. Почепцов Г.Г. Информационные войны. М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 2000.
20. Шамин И. В. Технологии «прямых» и «непрямых» действий и их применение в современном международно-политическом процессе: дис. … д. пол. н. Нижний Новгород, 2011.
21. Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs, 2004.
______
Конфликтология и конфликты