Культурные основания межэтнических конфликтов: на материале Северокавказского региона
(Фрагменты из кандидатской диссертации Максимова Дмитрия Валентиновича, 2007; ВАК 24.00.01)
Актуальность исследования. Исследования в области межэтнических конфликтов проводятся в рамках различных наук: социологии, конфликтологии, политологии и других дисциплин. Однако с позиций культурологического анализа эта проблема не получила до сегодняшнего дня полного и всестороннего освещения, что и является безусловным основанием для проведения историко-культурных исследований в этой области.
В связи с этим в рамках нашей работы анализируется ситуация, сложившаяся в Северокавказском регионе. Захлестнувшие страну в последние пятнадцать лет процессы социальной дезинтеграции и дестабилизации ставят перед наукой задачу их изучения с целью объяснения и выработки практических рекомендаций. Межэтническое противостояние, этносепаратизм, религиозный экстремизм и терроризм стали заметной угрозой не только стабильности российского общества, но и безопасности страны. Кроме того, эти социокультурные явления сказались на геополитическом положении страны и её авторитете на международной арене. Задачи дальнейшей экономической и технологической модернизации, демократизации страны и становления гражданского общества не могут быть решены без преодоления социального кризиса и нынешнего характера социальных противоречий, без снижения напряженности в межэтнических, межконфессиональных отношениях, без борьбы с экстремизмом и терроризмом.
На Северном Кавказе существуют межэтнические конфликты, которые увязываются с высоким уровнем социально-экономических противоречий в сфере национально-государственного устройства, межэтнических отношений, с повышением статуса народов в иерархии национально-государственных образований. Значимым фактором является также то, что в данном регионе активно контактируют этносы и нации различных социокультурных типов и различных конфессиональных ориентаций (прежде всего христианства и ислама, затем ламаизма и иудаизма). Сложившаяся ситуация и развивающиеся процессы безусловно характеризуют регион как проблемный, и этим самым Северный Кавказ негативно влияет на развитие всего государства. Все это, несомненно, заслуживает внимания и требует ближайшего рассмотрения, благодаря чему станет реальным решение многих из сегодняшних проблем в недалеком будущем, в том числе благодаря культурологическим исследованиям.
При этом всё чаще ислам рассматривается как специфическая мобилизационная идеология для кавказских народов, как важнейший фактор нового национального самосознания, основание для создания самостоятельных государственных образований. В данном контексте резко повышается значение рефлексии культурного статуса ислама в единстве с традиционными основаниями национального самосознания. Это обстоятельство (религия в единстве с традиционной культурой) все чаще рассматривают как основную причину этнического экстремизма не только на Северном Кавказе, но и в современной России (в последнем случае в привязке к православию и другим конфессиям), тогда как это лишь следствие более глубоких процессов, обусловленных кризисным состоянием этносов и наций.
Всё больше исследователей обращает внимание на то, что изучение сегодняшнего общества нуждается в глубоком переосмыслении механизмов взаимозависимости форм и методов политического реформирования, в анализе социально-экономических преобразований, в их сопряжённости с национально-культурной спецификой, со знаково-символическими основаниями национального сознания. При этом появляется возможность снять или снизить остроту межэтнических противоречий и конфликтов.
Степень разработанности проблемы. История исследования этнических конфликтов сравнительно молода, в то время как сами этносы изучаются давно и проявили себя как многоаспектное явление, требующее комплексного и междисциплинарного подхода, обращения к широкому кругу разнообразных источников. Превращение в зарубежной конфликтологии этнического конфликта (а в англоамериканских работах — иногда этнорасового конфликта) в самостоятельный предмет научного анализа происходит в 1960 — 1970-е годы. Публикуются исследования М. Бэнтона, К. Дойча, Д. Кэмпбелла, Р. ЛеВайна, Р. Сегала, Г. Сетон-Уотсона, С. Энлоу и других авторов. В этих работах этнический конфликт становится если не уже самостоятельным объектом изучения, то, по крайней мере, занимает одно из главных мест. Шестидесятые и семидесятые годы можно рассматривать как этап накопления и первичного анализа эмпирического материала.
1980-е годы можно обозначить как этап разработки теоретико-методологических оснований мировой этноконфликтологии. Теоретико-методологические аспекты анализа этнических конфликтов затрагиваются в работах многих зарубежных авторов, таких, как Дж. Ваучер, X. Блэлок-младший, Ф. Гросс, Н. Гонзалес, Дж. Кип, У. Коннор, Э. Кофман, Д. МакКерди, С. МакКоммон, М. Левин, Р. Премдас, С. Райан, С. Уильяме, М. Чисхолм, Р. Шервуд, Г. и Э. Элмеры, М. Эсман и др.
Современные зарубежные работы по этноконфликтологии имеют прежде всего прикладной характер, и этап развития этноконфликтологии с 1990-х годов до сегодняшнего дня можно обозначить как прикладной, или технологический. К такого рода работам следует в первую очередь отнести труды Е. Азара, Дж. Александера, Ф. Дьюкса, Дж. Коукли, Б. О’Лиари, Р. МакГарри, М.
Раби, JI. Рангараджана, Дж. Ричардсона, М. Росса, Дж. Ротмана, Дж. Рубина, К. Руперсингхе, Т. Саати, К. Де Сильвы, Дж. Толанда и др.
Отечественная конфликтология стала развиваться с конца 1980-х — начала 1990-х годов. Отличительной чертой становящейся отечественной этнической конфликтологии можно считать то значительное внимание, которое уделялось и уделяется в работах российских этноконфликтологов теоретико-методологическим аспектам анализа этнических конфликтов, поэтому значимость работ отечественных конфликтологов в проблемном поле межэтнического взаимодействия значительно выше, чем у их иностранных коллег. По авторитетному мнению профессора В.А. Авксентьева1, отечественная этническая конфликтология сложилась из нескольких интеллектуальных потоков, существовавших к концу 1980-х годов. Он выделяет пять мощных потоков, из каждого такого потока нами были выделены, изучены и использованы работы ведущих представителей, поскольку только таким образом можно создать комплексную картину глубины и мощности каждого течения.
Во-первых, это группа историков и этнографов, в той или иной степени изучавших этнические конфликты в зарубежных странах и накопивших немалый объем эмпирических знаний об этнических, этнорасовых и этноконфессиональных конфликтах в разных странах мира. Речь идет о работах Ю.П. Аверкиева, Ю.В. Бромлея, Е.А. Веселкина, JI.M. Дробижевой, И.И. Жигалова, В.И. Козлова, С.Я. Козлова, А.П. Королевой, М.Э. Крамаровой, Е.М. Логиновой, С.В.Михайлова, Ю.С. Оганисьяна, В.А.Тишкова, С.А. Токарева, Н.Н. Чебоксарова и других.
Во-вторых, это достаточно многочисленный контингент специалистов в области национальных отношений советского периода, которые обратились к изучению этнических конфликтов в силу резкого нарастания этнической напряженности и актуализации многих ранее латентных этнических конфликтов в нашей стране. В этой связи необходимо в первую очередь назвать имена А.Г. Агаева, Ю.В. Арутюняна, Э.А. Баграмова, Т.Ю. Бурмистровой, М.Н. Губогло, Ю.Д. Дешериева, В.Ф. Рубина, М.С. Джунусова, М.В. Иордана, М.И. Исаева, К.Х. Ханазарова и других.
В-третьих, это психологическая ветвь отечественного обществоведения. В этом аспекте следует прежде всего назвать работы B.C. Агеева, Г.М. Андреевой, И.С. Кона, С.К. Рощина, Г.У. Солдатовой, В.А. Соснина, П.Н. Шихирева, А.К. Уледова и др.
В-четвертых, это сформировавшееся со второй половины 1980-х годов и в 1990-е годы достаточно мощное социолого-политологическое направление в отечественном обществознании. Многие из тех, кого можно отнести к этой научной традиции (А.В. Дмитриев, А.И. Дороченков, Ю.Г. Запрудский, А.Г. Здравомыслов, В.Н. Иванов, Б.И. Краснов, В.И. Кудрявцев, Л.И. Никовская, Э.А. Паин, Е.И. Степанов, С.А. Эфиров), отводили если не главное, то значительное место • в своих работах изучению этнических конфликтов.
В-пятых, это большая группа ученых в различных регионах Российской Федерации, прежде всего в регионах повышенной этнической конфликтности. В таких регионах сформировались школы и направления, функционируют лаборатории и центры, издается немало научной литературы. К последней группе относятся В.А. Авксентьев, Е. Крицкий, Э.Т. Майборода, М.О. Мнацаканян, В. Мукомель, П.М. Полян, В.А. Тишков и другие исследователи, анализирующие ситуацию в Северокавказском регионе.
В диссертации использовались труды, посвященные проблемам межэтнического взаимодействия в России, его конфликтогенного потенциала, этноцентризма, изучению социально-психологического фактора в межкультурном, межконфессиональном диалоге.
Разрабатывая проблему определения сущности конфликта и его характерных черт, диссертант использовал работы А. Я. Анцупова, Е.М. Бабосова, JI.M. Дробижевой, А. Г. Здравомыслова, З.В. Сикевич, B.М. Степаненковой, В.А. Тишкова, Б. И. Хасана, А. И. Шипилова, В.А. Ядова, А.Ямскова, а также зарубежных ученых: Г. Хофстеда, представителей конструктивизма: Б. Андерса, Ф. Барта, Р. Брубейкера, В. Доминигеза, Р. Липшутца, К. М. Янга.
Идеи, представляющие конфликт как позитивный фактор социокультурного развития, отражены в работах таких ученых, как Р.К Болдинг, Р. Дарендорф, М. Дойч., Г. Зиммель, Л.А. Козер.
Конструктивистский, инструменталистский и релятивистский подходы к интерпретации феномена этнокультурной идентичности реализованы в исследованиях Б.Андерсона, Ф.Барта, К.Вердери, Э.Геллнера, Э.Хобсбаума, С. Хантингтона и других зарубежных исследователей, и впоследствии получили развитие в контексте российского этнологического дискурса, прежде всего в работах Р.Абдулатипова, А.Здравомыслова, В.Малахова, В.А.Тишкова, C.В.Чешко и других авторов.
В вопросах, посвященных теории этнологии, этнографии и культурологии, автор опирался на труды Ю.В. Арутюняна, Ю.В. Бромлея, Г.Д. Гачева, Л.Н. Гумилева, Л.М. Дробижевой, С.В. Лурье, И.В. Малыгиной, А.А. Сусоклова, А.Я. Флиера, С.М. Широкогорова.
Автор обращался к ряду исследователей, занимающихся разработкой оснований для последующей типологизации этнических конфликтов, среди них выделяются: В.А. Авксентьев, Л.М.Дробижева, Д.Б.Малышева, З.В. Сикевич, Г. Хофстед, Я. Этингер.
В своей работе автор опирался также на данные официальной статистики, результаты исследований различных социологических служб, материалы периодической печати.
Объект исследования — культура народов Северокавказского региона (чеченцев, ингушей, осетин). Выбор культуры этих народов в качестве объекта исследования обусловлен тем, что российско-чеченский конфликт является вариантом кризисного взаимодействия кавказского народа и внешнего актора; в то время как осетино-ингушский конфликт предстает в виде варианта кризисного взаимодействия между этносами Северокавказского региона.
Предмет исследования — историко-культурные основания межэтнических конфликтов в рассматриваемом регионе.
Цель работы — выявление и анализ культурных оснований, влияющих на динамику межэтнических конфликтов на Северном Кавказе.
Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:
- Проанализировать различные типологии и динамику межэтнических конфликтов, существующие в современной науке.
- Представить культуру как ведущий фактор межэтнического взаимодействия на современном этапе.
- Создать культурологическую модель межэтнических конфликтов, базирующуюся на историко-культурных основаниях.
- Рассмотреть культурные основания российско-чеченского конфликта.
- Выявить историко-культурные аспекты осетино-ингушского конфликта.
Теоретико-методологические основы исследования. В работе учитывались теоретические разработки российских и зарубежных исследователей: социологов, конфликтологов, этнологов, политологов, а также материалы, содержащиеся в официальных документах органов государственной власти России. Методологической основой диссертации явились принципы объективности, конкретности, системного анализа объекта исследования, в противоречивом единстве, взаимообусловленности и развитии всех его составляющих. Объект, предмет, цели и задачи диссертационного исследования сделали необходимым использование двух методологий: неоэволюционизма при рассмотрении генезиса и динамики межэтнических конфликтов и психологической антропологии при создании культурологической модели исследуемых феноменов.
Основными методами исследования стали: системный, генетический и факторный анализ; диалектический, исторический и логический подходы к явлениям и процессам общественной жизни. Автор опирался на междисциплинарный подход, широко использовал статистический и компаративный методы.
Гипотеза данного исследования состоит в предположении о том, что в качестве культурных оснований межэтнических конфликтов может выступать:
— рассогласованность ценностно-смысловых доминант в картине мира различных этносов, сопряженная с манифестированной конфессиональностью, что приводит к мобилизации этничности в кризисные периоды;
— актуализация историко-культурных конструктов, воспринимаемых этническим сознанием в качестве исторических причин конфликтов; при этом элита продуцирует как образы собственной этничности, так и образы других народов.
Научная новизна данного исследования заключается в следующем:
Во-первых, впервые глубоко изучен вопрос о культурных основаниях межэтнических конфликтов, на основании чего создана авторская историко-культурная модель изучаемого феномена. В качестве культурных оснований современных межэтнических конфликтов выступают: этническая картина мира, создаваемая на базе этнических констант; архаические представления, актуализирующиеся в кризисный период; этническая идентификация, выстраиваемая по принципу «свой» — «чужой»; манифестация религиозных или конфессиональных различий; манипуляция общественным сознанием с помощью средств массовой информации.
Во-вторых, выяснено, что с позиции культурологии, опираясь на основные положения конструктивизма, создать типологию межэтнических конфликтов на Северном Кавказе достаточно сложно, поскольку каждый конфликт своеобразен и уникален по набору культурных оснований, определяющих динамику развития кризисных ситуаций. Единственно возможным является деление конфликтов на «внутрикультурные», подразумевающие противостояние между автохтонными культурами Северокавказского региона, и конфликты «внешние», представляющие собой проблемные ситуации, возникающие между локальной этнической культурой и титульной нацией.
В-третьих, в работе представлены два аспекта протекания современных межэтнических конфликтов: реальный, сопряженный с анализом конкретных событий, и символический, связанный со спецификой конструирования конфликтной ситуации в сознании, ментальности, картине мира того или иного народа.
Практическая значимость диссертации видится в том, что выводы и результаты, полученные в ходе данного исследования, могут быть использованы в учебном процессе в рамках преподавания курсов по этнологии, этногенезу, социальной конфликтологии, геополитике в высших учебных заведениях по специальности «культурология»; а также в учебном процессе средней школы в качестве спецкурса.
Теоретическая значимость заключается в том, что в данном исследовании впервые создана авторская культурологическая модель с позиций теории и истории культуры для анализа современных межэтнических конфликтов; выявлены генезис, факторы динамики, сущность и культурные основания российско-чеченского и осетино-ингушского конфликтов; теория конструктивизма применена к конфликтному взаимодействию современных этносов.
Научная новизна раскрывается в положениях, выносимых на защиту:
Культурологическая модель современных межэтнических конфликтов базируется на методологии конструктивизма, согласно которой этничность предстает как порождаемое на основе дифференциаций культур этническое чувство и формируемые в его контексте представления и доктрины, созданные благодаря интеллектуальным усилиям элиты общества.
Единицей анализа является ситуация, в рамках которой разворачивается конфликтное взаимодействие. Поэтому для определения этничности решающее значение имеют те культурные характеристики, которые в данный момент подчеркивают различия и групповые границы. Следовательно, элита может манипулировать маркерами этнической идентичности, способствуя как эскалации конфликта, так и его ослаблению и урегулированию.
В качестве первоосновы межэтнических конфликтов могут выступать представления людей (как на уровне бессознательного, так и сознательного) о культурных признаках, маркирующих «свое» и «чужое», выраженные в картине мира. Угроза разрушения картины мира является, на наш взгляд, одним из важнейших культурных оснований межэтнических конфликтов. Главная функция картины мира — функция психологической защиты, и именно потребность в наличии эффективного защитного механизма в условиях межэтнического напряжения приводит к формированию этнодоминирующей идентичности или этнического фанатизма.
Основанием межэтнических конфликтов может выступать так же стремление того или иного народа сохранить свою этнокультурную идентичность. В ситуации, когда хотя бы одному из маркеров идентичности угрожает мнимая или реальная опасность, этнос активно консолидируется и начинает конфликтные агрессивные действия, но не только за сохранение собственного языка, религии, территории и т.д., а, в первую очередь, за представления о собственном языке, религии, территории и т.д. как о маркерах этнокультурной идентичности.
Ценностный конфликт, чаще всего манифестирующийся в религиозной форме, как правило, фиксируется в этническом сознании. Более того, в период кризисного взаимодействия происходит актуализация архаических мифологических представлений, что на уровне элит может стать основой для создания эффективной идеологемы «образа врага» в целях консолидации собственного этноса.
Важнейшим основанием межэтнических конфликтов является манипуляция общественным сознанием в условиях современного модернизированного общества. Плотность информационных потоков очень велика при ограниченности психологических и аналитических ресурсов человека делает достаточно полное осмысление межэтнического конфликта невозможным и задействует механизмы экономии интеллектуальных ресурсов человека, которые активно используются при манипуляции в области межэтнических отношений.
На современном Северном Кавказе существует переплетение различных культурных оснований межэтнических конфликтов, что позволяет охарактеризовать этот регион как «клубок кавказской цивилизации». Каждый из проанализированных с позиции культурологии конфликтов уникален по своим причинам, динамике и следствиям. Уникальность композиции культурных оснований, доминанты которой обусловлены ситуативным фактором и культурной спецификой участников противостояния, делает невозможным создание единой типологии современных межэтнических конфликтов с позиций культурологии. Тем не менее, мы расцениваем российско-чеченский конфликт как «внешний», а осетино-ингушский конфликт как «внутрикультурный».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Последние пятнадцать лет ярко продемонстрировали, что фактор этничности недальновидно, и даже опасно игнорировать при построении теоретических моделей, проведении конкретных исследований, а также при разработке социальных и политических программ. Это особенно важно для России, где этнический компонент тесно связан с конфессиональным.
Мы полностью разделяем научную позицию И.В.Малыгиной, по мнению которой, этничность представляет собой «сложный социально-психологический феномен, содержание которого сводится к осознанию общности и единства локальной группы на основе разделяемой культуры, психологическое переживание этой общности и культурообусловленные формы ее манифестации, как индивидуальные, так и коллективные».171
Рассматривая примордиализм, инструментализм и конструктивизм как подходы, обладающие значительным ресурсом взаимодополняемости, мы считаем, что ситуативные манифестации
Малыгина И.В.Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика. Дисс. на соискание докторской степени. — М., 2005. С. 17. этничности, являющиеся одним из аргументов сторонников конструктивизма-инструментализма, следует интерпретировать как стимулируемые историческими и социокультурными обстоятельствами актуализацию и рационализацию психологической общности людей, возникающей на ранних стадиях исторического процесса.
Второй по значимости теоретический вопрос, рассмотренный в нашем исследовании, можно определить как вопрос о сущности этнического конфликта, о критериях его выделения из других типов и видов социальных конфликтов. Конструктивисты не исключили понятие «этнический конфликт» из своего терминологического аппарата, не сумев, видимо, подобрать адекватной замены. Многообразие форм проявления межэтнических конфликтов, скоротечность протекания процессов вовлечения в конфликтную деятельность широкого круга лиц, мощность агрессивного потенциала идеологии межэтнических конфликтов свидетельствуют о том, что это явление — поликазуальное.
Вместе с тем хотелось бы обратить внимание на определение этнического конфликта в рамках отечественной науки, которое мы считаем ведущим в рамках нашего исследования: В.А. Тишков характеризует его как любую форму «гражданского, политического или вооруженного противоборства, в котором стороны, или одна из сторон мобилизуются, действуют или страдают по признаку этнических различий».
Для понимания причин появления и динамики развития межэтнических конфликтов необходимо изучать не только этническую среду, но и религиозные доктрины, историю межконфессионального взаимодействия, время и место зарождения или активизации того или иного религиозного направления, а также весь социальный, экономический, политический и культурный причинный континуум.
Обобщая позиции исследователей, мы считаем, что возможно моделирование динамики межэтнических конфликтов следующим образом (используя в целом типологию З.В. Сикевич):
В период зарождения конфликтной ситуации выдвигаются требования повышения роли языка коренного населения региона, национальные движения обращаются к традициям, обычаям, народной культуре, к этнонациональной символике, которые в своей совокупности противопоставляются аналогичным явлениям «чуждой» культуры. Эту стадию, на наш взгляд, можно назвать ценностно-символической, поскольку манифестация маркеров этничности конструирует в конфликтной ситуации образы тех ценностей, благодаря которым тот или иной народ может адекватно действовать в мире, принимая себя позитивно. Фактически перед нами отчасти спонтанное, а отчасти весьма умело организованное коллективное движение, результатом которого является формирование этнодоминирующего типа идентичности этноса/нации в современном мире.
Далее созревание конфликтной ситуации характеризуется стремлением перераспределить властные полномочия в пользу одной этнической группы за счет других групп, изменить этническую иерархию, повысить этнический статус коренных жителей и т.п. На этой статусной стадии конфликта этничность находит свое выражение в форме этнонациональных интересов и становится для местной элиты инструментом давления на центральную власть с целью реорганизации этнополитического пространства в свою пользу. Однако и борьба за власть, и территориальные претензии, рассматриваются нами в качестве инструментальной функции этнической картины мира, выраженной в активизации свойств психологической защиты.
И наконец, конфликт развивается до стадии выдвижения либо территориальных притязаний в рамках данного этнического государства, либо притязаний на создание новой этнонациональной государственности, т.е. изменения территориальных границ существующего политического пространства. На этой стадии этническая группа может прибегнуть к силовым действиям, чтобы силой оружия подкрепить свои притязания. Именно на этой стадии может проявиться, как это ни парадоксально, позитивный потенциал межэтнического конфликта, состоящий в формировании новых социальных институций или институтов. Конечно, мы понимаем, что применение насилия всегда несет деструктивный характер; мы сопрягаем эту деструктивность с иррациональным началом, реализующимся в межэтнических конфликтах. Таким образом, третья стадия может означать как полное разрешение конфликта (что происходит крайне редко), так и частичное, связанное с переходом противостояния из открытой стадии в латентную.
В рамках данного диссертационного исследования возможно представить следующую модель культурных оснований межэтнических конфликтов, созданную с позиций современной культурологии. Во-первых, в качестве культурных оснований могут выступать представления людей (как на уровне бессознательного, так и сознательного) о культурных признаках, маркирующих «свое» и «чужое». Если говорить о бессознательных слоях психики, то речь, прежде всего, должна идти об этнических константах, которые являются содержанием «центральной зоны культуры» любого этноса и представляют собой следующие парадигмы: образ себя, образ покровителя; образ врага; представление о способе действия, при котором добро побеждает зло. Как уже говорилось выше, С.В. Лурье считает, что «источник зла» может быть назван «образом врага», хотя это тождество не означает его персонификации, а лишь указывает на концентрацию на каком-либо объекте; «источник зла» — это то, что мешает действию, и то, против чего направлено действие. Таким образом, можно говорить о том, что трансфер этнических констант и модификация картины мира уже предполагают наличие так называемого «образа врага» или «источника зла», что, в свою очередь, и является культурным основанием и глубинной причиной межэтнических конфликтов. Очевидно и то, что трансфер источника зла, а, следовательно, и видение межэтнического конфликта, всецело зависит от двух факторов: исторической обусловленности и ситуативности. Когда возникает межэтническое напряжение, то чаще всего актуализируются такие исторические события, как завоевание, насильственное присоединение, изгнание с территории и т.д. Как правило, такие события сохраняются в этнической памяти, превращаются в консолидирующий фактор, становятся символичными и вокруг них создаются идеологемы либо этнически ущербного характера, либо героического. Исходя из этого, разные этносы оценивают одни и те же события по-разному. К особенностям историко-социального развития следует отнести и специфику традиционных норм и ценностей этнической культуры (язык, религия, поведение и т.д.); формы государственного устройства, характер политического строя и, что наиболее важно, государственную национальную политику.
Сущность ситуационного фактора заключается в том, что стечение обстоятельств в экономической, политической, социальной и других сферах влияет на восприятие окружающей обстановки, способствуя или препятствуя созданию конфликтной ситуации. На уровне этнического самосознания, исходя из бинарной оппозиции «мы — они», формируются устойчивые авто- и гетеростереотипы, воплощающие присущие обыденному сознанию представления о собственном и чужом народах, и не просто суммируют определенные сведения, но и выражают эмоциональное отношение к объекту. В них своеобразно сконцентрирована вся история межнациональных отношений. Само их наличие вовсе не означает «войны всех против всех» по этническому признаку; они призваны, как и этнические константы, участвовать в формировании достаточно устойчивой этнической картины мира. Именно угроза разрушения картины мира является, на наш взгляд, одним из важнейших культурных оснований межэтнических конфликтов. При этом неважно, мнимая она или реальная, поскольку речь идет о психической реальности в жизни этноса, о том, как этнос воспринимает окружающий мир и себя в нем. Главная функция картины мира, наряду с упорядочиванием -защитная, ведь основная функция этнической культуры — это функция психологической защиты, и именно потребность в наличие эффективного защитного механизма в условиях межэтнического напряжения приводит к формированию этнодоминирующей идентичности или этнического фанатизма. С одной стороны, процесс идентификации способствует процессу социализации, с другой стороны идентификация имеет защитную функцию. Так, человек защищаясь, может идентифицировать себя с агрессором, то есть, с более сильным. В связи с этим следует сказать, что угроза маркерам идентичности этноса так же может служить культурным основаниям межэтнических конфликтов. Так маркирование себя посредством языка, территории, религии и т.д. воспринимается как базовая характеристика идентичности. В ситуации, когда хотя бы одному из маркеров идентичности угрожает опасность, этнос активно консолидируется и начинает конфликтные агрессивные действия, но не только за язык, религию или территорию, а, в первую очередь, за сохранение маркеров собственной этнокультурной идентичности. И, наконец, следует сказать и о ценностном конфликте, который, как правило, фиксируется в этническом сознании, а на уровне элит может стать основой для создания эффективной идеологемы «образа врага» в целях консолидации собственного этноса.
Следующим основанием межэтнических конфликтов являются архаичные представления, которые, находясь в латентном, скрытом и даже подсознательном состояниях, могут актуализироваться в моменты кризисного взаимодействия этносов. Архаичные культурные пласты, которые обусловливают подобную реакцию на мир, сложились в глубокой древности, когда конфликты соответствовали локальному и статичному характеру человеческих сообществ. Но такие архаичные представления могут привести к разрушительным последствиям в масштабах современных государств, большого общества. Они представляют собой мощный фактор архаизации общества, несут в себе попытки вернуться к представлениям, разрушительным для современного сложного и динамичного мира.
Этническая стереотипизация, находящаяся, на наш взгляд, в более поверхностном, осознаваемом слое психики, служит упорядочиванию и отбору наиболее важных фрагментов окружающей действительности. Этнические стереотипы не существуют сами по себе, а выполняют в общественном сознании определенную функцию, имея две основные функции — идеологизирующую и идентифицирующую,- они структурируют этносы в целостные образования для решения специфических этносоциальных задач: защита территории этнических границ; предпочтение соотечественников (соплеменников) пришельцам, базирующееся на усилении чувства солидарности со своими и чувства вражды по отношению к иноплеменникам. Из всего многообразия этнических стереотипов наиболее важными являются авто- и гетеростереотипы. Автостереотипы обусловливают «внутреннюю политику» этноса правила внутриэтнического поведения и пределы его вариативности. Гетеростереотипы обусловливают «внешнюю политику» этноса -правила поведения с «чужими», механизмы интериоризации «чужих».
Религия опирается на этическое учение о началах добра и зла.174 Таким образом, можно утверждать, что религия принимает непосредственное участие в формировании характеров «образа добра» и «образа зла», а также возможных вариантов действий, при которых добро побеждает зло. Религия принимает самое активное участие в формировании ценностных ориентаций общества и, как уже говорилось, центральной зоны культуры, а это подводит нас к дополнительному определению религии как одного из наполнителей системы этнических констант, значительно влияющего на формирование этнической картины мира. Учитывая разнообразие религий, принятых в разных обществах, и, соответственно, отличия в направленности и содержании ценностных ориентаций, религию можно определить как мощный конфликтогенный фактор межэтнических отношений. Мы полностью согласны с позицией Д.Б. Малышевой, что религиозный конфликт является частью этнического, поскольку идентификация этнического и религиозного приводит к появлению стереотипов, прочно укоренившихся в массовом сознании населения. Более того, как отмечалось выше, некоторые исследователи убеждены в том, что сегодня любой этнический конфликт приобретает характер конфессионального. Борьба религий или движений, происходящих под знаком религии, сплошь и рядом маскирует борьбу этнорелигиозных групп. Религиозные и политические лозунги нередко служат лишь удобным прикрытием личных амбиций политических лидеров, опирающихся на традиционную приверженность соплеменников или единоверцев.
Последним из рассмотренных нами культурных оснований является манипуляция, под которой следует понимать скрытое психическое и духовное воздействие на общество (программирование мнений и устремлений масс, их настроений и психического состояния) с целью обеспечить такое их поведение, которое нужно тем, кто владеет средствами манипуляции. Манипулятивное воздействие, оказываемое сегодня при помощи самых современных способов посредством различных информационных каналов и СМИ, представляет собой мощное культурное основание для появления и роста межэтнической напряженности, поскольку обладает крупным управляемым ресурсом, который можно направить как на отдельно взятое культурное основание, так и на весь их спектр.
Создав авторские модели динамики и культурных оснований межэтнических конфликтов, мы перешли к рассмотрению и анализу истории осетино-ингушского и российско-чеченского противостояний, что дало возможность для выдвижения некоторых гипотез, раскрывающих культурные основания данных конфликтов.
Говоря о российско-чеченской конфликтной ситуации, необходимо отметить, что одним из ее оснований явилась этническая идентификация чеченского народа, которая складывалась из совокупности сложных процессов, носивших как индивидуальный, так и групповой характер. Чеченцы — это горский народ, каждый представитель которого обладает специфичным сознанием, специфичными маркерами этнокультурной идентичности: территория, заселенная этносом, традиции, обычаи, бытовая культура, особенности менталитета и др. В конце 1980-х численность чеченского народа перевалила через один миллион человек. Став самым крупным народом российского Северного Кавказа, чеченцы стали приходить к идее о некоторой мессианской роли этноса, способного объединить Кавказ. В этом процессе некоторую роль сыграло такое культурное основание как архаичные представления этноса. Цель объединения проявилась среди пластов архаичных представлений, поскольку в исторической памяти чеченского народа такие попытки уже предпринимались (имам Шамиль, шейх Мансур и др.). Как уже отмечалось, чеченцы обладают определенным набором маркеров этнической идентичности — такими этническими ценностями, как территория, язык, бытовая культура, традиции и обычаи. Угроза этим этнокультурным ценностям обязательно найдет агрессивный ответ со стороны народа, который может сразу вылиться в форму открытого противостояния, а может застыть в сознании народа, в его исторической памяти, таким образом, перейдя в латентную стадию, из которой возможен выход при определенной исторической обусловленности или же при определенном развитии конкретной ситуации. Кроме того, в этнической картине мира чеченцев выделяется такой «образ врага», как внешняя сила -центральная власть, которая в этнической сознании, во многом носящем стереотипный характер, связывается с титульной нацией. Борьба с Москвой идет на протяжении более двухсот лет, русские -тот народ, который отождествляется с противостоящей силой, с ними воевали все предки современных чеченцев. Этот «образ врага» усилен тем, что в сознании чеченского народа до сих пор присутствует ощущение жертвы деятельности центральной власти: это серьезная рана, нанесенная депортацией народа, вылечить до конца которую не представляется возможным. «Источник зла» и «образ врага» совпал в лице СССР и его правопреемницы России и, таким образом, произошла четкая поляризация этнической картины мира. Такие архаичные представления, как тейповая система, вирды, адат, за время существования СССР были несколько изменены, их традиционно сильное воздействие на традиционный уклад жизни был редуцирован, однако, эти древние культурные пласты стали постепенно укреплять свои позиции к 1980-м годам. Для горцев стал иметь значение фактор вооруженного сознания: не только наличие большое количества оружия в Чечне, но и возможность (и даже необходимость) его применения в конфликтных ситуациях, что, безусловно, способствует эскалации конфликта и возрастанию сложности урегулирования конфликта. Опорным основанием конфликтной ситуации в Чечне служит религиозная принадлежность чеченцев, исповедующих ислам. Этнокультурная оппозиция «чеченец-мусульманин» — «русский-православный» может использоваться в качестве консолидирующего фактора чеченского народа, а, следовательно, это основание может быть учтено некоторыми лидерами мусульманского мира, элитой, как внутри Чечни, так и за ее пределами. Связав «зеленое знамя» с враждебным отношением к русскому народу, определенные силы стремились заполучить экономические блага и власть при помощи манипулятивных способов воздействия. И, наконец, конструирование маркеров идентичности чеченского этноса, появление идеологизированных образов способствовало эскалации конфликта, а также явилось мобилизационной основой для сплочения и солидарности чеченского народа. Создав обновленный институт власти с опорой на Рамзана Кадырова как представителя коренного этноса, российское руководство в какой-то степени сумело снизить степень конфликтогенности в Чеченской республике, навести долгожданный порядок и создать ощущение мира. Таким образом, на сегодняшний момент нельзя не отметить тот факт, что противостояние перешло в латентную форму. Однако урегулировать ситуацию, полностью разрешить данный конфликт не представляется возможным.
Рассмотрев осетино-ингушский конфликт, мы вывели те культурные основания, которые оказали наибольшее влияние на процесс возникновения и развития этой конфликтной ситуации.
Образ жертвы в этническом сознании ингушей как результат несправедливых решений центрального руководства страны остается болезненным вопросом до сих пор. Однако, депортация, повлекшая за собой формирование этого образа, имела в некоторой степени позитивный момент, заключающийся в том, что в тот кризисный для всего этноса момент происходила его сплочение, его консолидация, что позволило ингушам быстрее восстановиться после их реабилитации. Тем не менее, негативные последствия депортации не будут решены никогда, и этот факт затрагивает каждую ингушскую семью. Чувство жертвы (но в меньшей степени) вкупе с представлением о былом величии аланов имеет место быть и в представлении осетин, пытающихся как-то восстановить историческую справедливость.
Не меньшую роль на динамику конфликта оказало то, что существует некая сакрализация территории Пригородного района как ингушами, так и осетинами, поскольку оба этноса идентифицируют себя с этой землей — землей, на которой рождались и жили многие поколения людей, землей, за которую проливалась кровь предков современных осетин и ингушей. Поэтому эта территория имеет гораздо большую ценность, нежели просто ценность территории района. Более того, Пригородный район — окраина столицы, города Владикавказа, что, в свою очередь, значимо для идентификации осетин, для которых сдать этот район совпадало с предательством собственного народа, собственной Родины. Угроза этому маркеры идентичности являлась дополнительным стимулирующим фактором для усиления желания удержать Пригородный район. Но, как нам представляется, захват Пригородного района имел символическое значение и для ингушей, поскольку эта сакральная территория маркировала бы победу над осетинами.
Необходимо также отметить, что образ России как покровительницы имел и имеет до сих пор значительную роль в судьбе обоих этносов: и осетины, и ингуши полагают, что именно Центральная власть должна решить территориальный спор, перешедший в разряд трудноразрешимых конфликтов, поскольку именно решением центрального руководства был создан этот изначально только территориальный спор. Безусловно, что Россия идет по пути урегулирования, создав новую столицу Северной Осетии-Алании — город Магас. Удалось снять степень напряженности в отношениях, поскольку пропал дополнительный символический образ борьбы за часть столиц. Однако сказать, что конфликт был полностью разрешен, невозможно. Как нам представляется, центральная власть добилась того, что противостояние из открытой стадии перешло в латентную. На наш взгляд, полное урегулирование конфликта, в целом, невозможно и поэтому изменения, которые произошли благодаря усилиям Москвы, вполне можно оценить как позитивные.
Говоря о перспективах исследования, можно сказать, что предложенная модель культурных оснований межэтнических конфликтов делает возможным объяснение многих современных процессов. Более того, в задачи данной научной работы не входили вопросы, связанные с урегулированием современных межэтнических конфликтов, что вполне может стать основой нового научного исследования.
Список литературы по этническим конфликтам
Статьи и фрагменты из книг: конфликтология и конфликты
Конфликтология и конфликт