Яндекс.Метрика

Отношение участников семинаров и орг.деятельностных игр к Г.П.Щедровицкому и его деятельности

Отношение участников семинаров и орг.деятельностных игр к Г.П.Щедровицкому и его деятельности

Схема мыследеятельности
Схема мыследеятельности (Из музея ММК. Сааков В.)

Отношение участников семинаров и орг.деятельностных игр  к Г.П.Щедровицкому и его деятельности.

(Цитаты из книги «ММК в лицах». Сост. М.С.Хромченко — М.: Фонд «Институт развития им. Г.П.Щедровицкого», Том 1. 2006. (130  акторов).

От автора.  

—  В процессе подготовки книги несколько коллег отказались от сотрудничества.         Некоторые тексты вызвали у меня недоумение вплоть до неприятия.Однако, изначально определив себя составителем (и стилистическим редактором), но никак не цензором, я публикую их без малейшего  редакторского (кроме стилистической правки, обязательно согласованной с автором) вмешательства.

—  Состав кружка менялся неоднократно, большинство уходило «по английски», но случались и громкие конфликты, которые всеми переживались и муссировались внутри (что естествен) и вне Кружка.

 —  С  уходом  из жизни Г.П.Щедровицкого (1924-1994) история ММК завершилась. Методологическое движение продолжается. 

 logo-small-2

Отношение участников к деятельности Г.П.Щеровицкого

* **   Он научил меня (думаю, и не только меня) многому. И дело не только в «знаниях» (кому-то из нас они могли пригодиться, кому-то  — нет), а в том, что ГП учил думать. Но, прежде всего, он поражал своей неординарностью, заставлял завидовать ей и пытаться приобрести такую же. В его поведении и в том, что и как он говорил,  явственно проступали черты совершенно свободного человека. Он был (это  я, конечно, понял позже) знаком надвигающегося перелома времен. 

Как заметил один мой друг: — «Даже Учителя  с большой буквы не застрахованы от неудач, и ты, пожалуй, можешь считать себя самой крупной педагогической неудачей ГП».

 * **    Знакомство — и первое восхищение человеком умным, неординарным, с необычным подходом к любой проблеме, с сияющими глазами. Конечно, я была немного влюблена, но об это никто не знал.

ГП учил «конспектировать» не по тексту, а «по мыслям» автора. «Простые» приемы, показанные им, остались у меня на всю жизнь. В итоге активной умственной работы, я, вероятно, очень менялась, менялись и мои требования к научному исследованию.

Что мне дали годы работы с ГП?

Как ученому — опыт логического анализа научной концепции: но не по высказанным автором положениям, а по обоснованности их и, прежде всего, по внутренней логике движения мысли.

Получаются, как правило, интересные результаты, не всегда совпадающие с традиционной оценкой. Правда, такой подход мог испортить отношения с сотрудниками: не всем и не всегда был по вкусу «логический» анализ их исследования. И только опыт понимания людей учил меня снимать эти проблемы.

Как психолог … — я получил огромный опыт общения с учеными разного личностного склада и самого высокого уровня.

Его совет — как строить отношения с сыном-подростком, чтобы не потерять его — стал главным ориентиром для меня тогда и остался сейчас: — «главное — оставаться его другом»

* **   Благодаря ГП и  семинарскому интенсивному интеллектуальному напряжению из полуодичалого солдата я превратился в рассуждающего и рефлектирующего человека с определенностью мышления и собственными взглядами, хотя и отличными от семинарских. Даже сейчас, полвека спустя, написание этого текста вызвало у меня сильнейшие экзистенциальные переживания.

* **     (Семенов И.И.) А так как оба они были волевыми и амбициозными лидерами, то расходились порой на годы, но всегда сохраняли профессиональное уважение и теплоту дружеских, не только как соратники по кружку, чувств.

* **   Именно благодаря остроте споров, они были замечательны тем, что постоянно подогревали интерес к самим проблемам, к методологически и научным интерпретациям, к способам анализа и рассуждения.

…Особо отмечу, что входившая в кружок группа психологов большинству коллег, которые придерживались традиционных психологических взглядов, представлялась одиозной («неудобоваримой»), слишком нахально новаторской, ниспровергающей устои.

И потому мы часто сталкивались с жестким неприятием новых идей, замыслов, концепций, хотя методически, теоретически и экспериментально развернутых.

Понимание оппонентов, подавляла господствующая идеология, устаревшие профессиональные стандарты, сложившиеся стереотипы.

* **   Оговорюсь, что интерес к теории и методологии не вытеснил моей любви к эмпирической работе: в моих исследованиях и книгах теоретический и эмпирический аспект находятся в соотношении примерно fifty fifty.

* **   Пузырей  вслед за Хайдеггером, Фуко и Мамардашвили жестко противопоставляет способы мышления, всего лишь воспроизводящие на разном материале одни и те же мыслительные стратегии и структуры. (Пузырей называет это «пересчетом») живым способом мышления, где мысль —  это всегда негарантированное событие, всегда новая мысль, преодолевающая старые формы. Приняв эту оппозицию, я затем развел  ситуации «функционирования сложившегося мышления» и « становления нового мышления» а также мышление как «машину»   и «событие».

Для функционирования машин мышления характерны интеллектуальный пересчет. Для становления мышления — мышление как событие, то есть новая негарантированная мысль и совершенно другой контекст использования; мы, например, мысли не для получения знаний о действительности, а, скажем, для общения, диалога встреч.

* **   ….современное истолкование мышления и его практика базируются на реализации одновременно  двух типов работ — конструирования мышления на основе знаний о природе мышления и уяснения границ методологического подхода. Оба эти момента принципиально меняют смысл наших действий.

…Я более четко сформулировал идеал социального действия:

  • это необходимость выслушивать реальность (т.е. не исследовать реальность, но и вживаться в нее, осознавать ее напряженности и вызовы);
  • действовать с учетом природы этой реальности, понимая одновременно, что аспектом социальной реальности является наша деятельность, усилия, направленные на изменения;
  • контролировать и протекание самого действия, и объективные последствия наших усилий;
  • наконец, постоянно обращать социальное действие, приводя себя в соответствии со своими намерениями и возможностями.

Именно под влиянием Попова я начал исследование схем и понял. Что включение их в семиотику в качестве необходимых средств организации деятельности и мышления, позволяет решить многие проблемы, казавшиеся неразрешимыми. Прежде всего — проблему конструирования (обнаружения) новой реальности и новых миров.

* **     Главное же, что сделал Гелазония — познакомил меня с ГП. Гуляя со мной по Суворовскому бульвару, он объяснил мне, что всякая социальная революция, что Французская, что Октябрьская — начинается  с революции в мышлении. А битье стекол и вообще положение в одном ряду с властью, а не над ней — это все драка внутри самой же власти.  

Жесткое рефлексивное отслеживание собственных средств работы, ее конструктивная направленность — не просто  исследовать мышление, а самим мыслить, превращая собственное мышление в  предмет исследования, образец и норму — это то, что держал ГП, как руководитель Кружка, и без чего методология исчезает.

Полагаю, что на этом пути — с формирования соответствующих организационных и иных, в том числе КМД-ресурсов — мы сможем преодолеть давно уже исчерпавшие себя либеральные идеологемы о «свободе» и «свободной личности» и произвести шаг развития в общественных системах — то, ради чего и замысливался Кружок.

* **   Эпоха деловых игр прошла без моего участия. Я присутствовала на одной игре в Калининграде, которая была посвящена педагогике, и меня неприятно поразило огромное число случайных людей, странная жесткость в проведении игры и не интересность  выступлений. Ничего больше об играх и игровом периоде сказать не могу.

Только благодаря посещениям семинаров я достаточно уверенно чувствовала себя на любой работе. Очень ценным качеством семинаров была их демократичность (на семинар мог придти каждый) и публичность. Несмотря на жесткие требования  к участникам и докладчикам в памяти остается отчетливое ощущение высокого благородства всего,   что было связано с ГП, с его неимоверное работоспособностью, целеустремленностью и отзывчивостью.

* **     Методология, какой она была создана ММК — это не «версия» методологии, ибо другой нет, хотя «учение о методе» были. Это также как с философией у греков. Основная претензия методологии (или методологического проекта) — стать формой коллективного мышления. Я думаю, что эта претензия в принципе (особенно в своем теоретическом фундаменте) реализовалась. Но существование этой формы не гарантировано во времени, оно зависит от многих иных источников «энергий» — как личностных качеств (таких, например, как бескорыстие и подавление  своего пчелиного  индивидуализма) делателей методологии, так и общественной потребности в ней (с учетом формирования «общества потребителей методологии», соответствующего менеджмента, эффективности ОДИ и т.д.).

Но есть и иной, исторический удел  методологической экзистенции, придающий ей уникальный характер, или, говоря более оптимистично, характер серии или симптома — что, однако, может только подстегнуть заинтересованность высоких честолюбий в ее существовании. Ибо человек, стоявший у ее истоков, не случайно из тех, пор кого хотелось бы знать: вот он живет и работает. И мы с ним.

* **     Еще в школе почитала старый учебник по логике Г.И.Челпанова, и он меня заворожил.   Казалось, что все ужасы окружающей социальной жизни (а в наличии оных у меня сомнений не было) были созданы полным отсутствием мышления или несоблюдением его правил.

Сам ГП часто повторял фразу из раннего Горького, которая будоражила наше воображение: «Я в мир пришел, чтобы не соглашаться»!

Перевод текстов с магнитофонной пленки  в машинный текст —  «магнитофонная рефлексия».

ГП — «Мышление — это образ жизни».

Семинаров было множество: они открывались, работали и закрывались, когда объявленная тема была исчерпана или участники просто уставали друг от друга. Никто эту активность не регламентировал.

ГП часто повторял: — «Мышление — это коллективный эффект». Для членов ММК это была аксиома.

ГП сформулировал общую стратегию методологического обучения тех лет так:

Вначале человек «просто ходит» на заседании Кружка, «созревая» до того,  чтобы задавать осмысленные вопросы; вскоре он способен на некоторые комментарии к текстам докладчиков. Важная веха развития «настоящего « кружковца — формирование способности сделать доклад на заседании «большого» семинара. Далее — место председателя заседания, необходимо уметь исполнять его функции. А высшая  — способность создать собственный семинар: самому определить его задачу, специфику, организационную форму, найти участников и т.д.

Т.о., я не могу говорить просто, что ГП «оказал на меня влияние» — этого слова совершенно недостаточно для выражения того, что он сделал для меня и чем я ему обязана.  Можно сказать, что я им создана — до сих пор копирую  его жесты, манеру говорить, строить лекцию или вести семинар.

И вдруг я поняла, что мое единственно желание — просто знать. Я изменила марксизму с его замечательным тезисом о необходимости изменить мир, а не объяснять его. Именно  в тот момент, который я отчетливо помню, я пошла уже не за Учителем, а другой траекторией…  Не думаю, что здесь  речь может идти о предательстве. Однако я стала сторонницей теории социальных эстафет, примкнув к школе Розова.

Мне кажется, что методология, традицию которой до сих пор придерживают члены кружка — это специфический способ мыслительной работы, который обеспечивает инфраструктуру для создания оценки и реализации осмысленных проектов, как интеллектуальных, так и сугубо инженерно-практических.

Иными словами, методология  — это все-таки построение «строительных лесов», основное строительство — дело «предметника». Одной методологией в этом плане сыт не будешь, и никакого храма не построишь. К сожалению, «методологи»  почти «затравили» предметника, требуя от него рефлексии буквально каждого  своего творческого шага.  Вряд ли это продуктивно.  Однако если работать с правильными ограничениями, методология в традициях ММК — весьма эффективное, мощное средство «переделки мира».

* **   Вероятно, методология и деятельность нуждаются в недеятельностных и неметодологических формах активности. Вопрос, каковы конкретные  исторические соотношения деятельностных  и внедеятельностных компонентов, остается открытым до сих пор. Возможно, отчасти ответ кроется за категориями воображения и случайности

Нужно сказать, что агрессивность методологических дискуссий носила театрализованный характер и была призвана обострить ход полемики. За его пределами  предполагалось дружеское отношение участников спора друг к другу.  Никакой коммунальности («Вороньей слободки») в жизни кружка не было.

Это делало саму  атмосферу кружка настолько интеллигентной, что все окружающее казалось порой даже пошловатым, не говоря уже о тотальной советской идеологической коррумпированности большинства научных учреждений, Поэтому я  в отличии от ….. , отказывался от идеи  эмиграции, предполагая (в дальнейшем это подтвердилось), что уровень свободы мышления в кружке был выше, чем во многих научных и проектных учреждений США и Европы.

В 70-х ММК демонстрировал пример небывалой демократичности (не было никаких возрастных, половых, имущественных, расовых, религиозных или национальных предпочтений) и, вопреки упрекам в «жаргоне», достаточно виртуозного владения русским языком (особенно у Генисаретского)

В атмосфере кружка усилиями ГП царил высокий метафизический дух. Проблемы ставились и обсуждались как исключительно универсальные, общечеловеческие.

В них не было провинциальности, хотя анализ идей всегда учитывал их историческую и географическую обусловленность.  Быть может, этот метафизический накал отделял ГП от диссидентов, так как их идеология могла казаться ему слишком локальной.

Мой уход был подготовлен.  Тому времени я понял, что хотя и способен освоить методы работы и основные принципы методологического мышления, индивидуальной способности к методологии   во мне было недостаточно, я не слышал собственного голоса в этом хоре.

Во мне поселилась какая-то  маленькая модель ГП, прислушиваясь к которой и имитируя его образ мышления, я и ловил те или иные методологические идеи.

Вторым обстоятельством было чувство постоянного отрыва методологии от возможностей сообщества реализовать собственные планы. ММК жил в атмосфере перманентного утопического планирования, в перспективе которого должны были разрабатываться мощные методологические средства, и проводится историческая рефлексия, но сил на эту работу не было не только у ГП, но и у его учеников.

Несмотря на явное продвижение вперед, гигантское задние методологии все время маячило где-то на горизонте. Сам он не раз говорил, что его идеи начнут торжествовать  лет через 500, но такие дали меня не вдохновляли. Я не был готов принести свою жизнь в жертву тысячелетним отсрочкам. Тогда я с пониманием отнесся к совету Пятигорского А.М.  — делать только то, что можешь доделать сам. Коллективное мышление  — вещь хорошая, но индивидуальная ответственность с ним не всегда совместима.

Я не могу смириться с коммунальностью нынешней интеллигентной атмосферы, а потому мне досадно, что дух коммунальности проникает и в самое методологическое сообщество. Хотя порой, меня радует интерес молодежи к работам ГП, я мало верю в возможность возрождения того, чему был свидетелем и в чем участвовал 30 лет назад — для этого нужно его присутствие.

* **   Идеи Щедровицкого, конечно, оказывали на меня влияние, но — весьма своеобразно: именно под их влиянием я и пошел другим путем. В его работах можно часто встретить утверждение, что деятельность предполагает наличие каких-то норм или образцов. Эта мысль, однако, нигде не детализируется и не развивается.

А между тем, воспроизведение непосредственных образцов поведения — это базовый механизм существования языка-речи и всех форм человеческой деятельности.

Несколько слов о моем отношении к методологии в версии ММК.  Тут два пункта.

1. Явно выраженный методологиям был присущ мышлению ГП, начиная  с самой первой его статьи. Часто он не столько решал проблему, сколько обсуждал пути ее решения.

2.Методология — это прерогатива самого ученого, его рефлексия. Но если мы описываем науку как систему с рефлексией, то надо не рефлектировать, а сделать рефлексию объектом изучения.

И, наконец, о моем общем отношении к Щедровицкому. Как я понимаю сейчас (через 11 лет после его смерти), я почти ни в чем с ним не согласен.  Я полагаю, что  он не решил поставленных им проблем.  Тем не менее, я искренне им восхищаюсь. Это был крупный исследователь, способный ставить новые принципиальные проблемы, и очень яркая незабываемая личность.

Это был блестящий оратор, смелый и беспощадный полемист, и, несомненно, великий труженик. В годы вынужденного застоя нашей философской мысли он ярко выделялся на фоне тогдашней серой среды и новой проблематикой, и новыми методами работы.  В отличие от других он мыслил и призывал к мышлению. А мышление тогда, помимо всего прочего, требовало еще и мужества. И он, несомненно, очень много сделал для того, чтобы проветрить затхлое помещение тогдашней  «марксидской», как выражался Александр Герцен, философии.

* **     Пройдя школу ММК, я научился слушать и слышать, то есть понимать любые речи и тексты.  Но и  по прошествии сорока лет графическая схематизация смыслов, по мне, остается главной формой выражения категориального и онтологического содержания любого текста (не художественных). Замечу,  что схемы должны быть ясны по структурной, морфологической и механизмической (кинематической) форме.

ГП утверждал,   что  именно докладчик   в своем говорении придает описываемому механизму (схеме) энергию и движение.

Привлекла «техника своеобразного ринга». Дискуссии на семинарах были  несравнимо захватывающими по содержанию и трудности понимания.

Председатель, докладчик с проблемой или предметом для обсуждения, участники семинара, магнитофон и …. Три часа еженедельно. И никаких правил, кроме одного: каждый участник обсуждения мог прервать докладчика в любом месте и задать сакраментальный вопрос: —  «На каком основании вы утверждаете то, что утверждаете?», а затем, получив ответ, задать следующий: — а Кэт она каком основании вы утверждаете?» и так до конца семинарского года.

Эту особенность многие злорадные критики называли «бесконечностью дурной рефлексии», или «комплексом сороконожки». Да, но именно такая форма организации привлекала всякого, кто стремился, во что бы то ни стало разобраться в проблеме.

Для меня «открытый ринг»  стал уникальной школой освоения культуры межпрофессиональной и межпредметной коммуникации и понимания. Организация «круглых столов» в форме и технике  «свободного ринга» — самая эффективная форма понимающего и проблематизирующего мышления.

На семинарах мы учились слушать и слышать, не уставать, учились умственной работоспособности.

Он обладал даром создать дух напряженного внимания к мысли и действиям участников обсуждения, успевая обращать внимание на лица вновь появляющихся. Он как бы проверял их на возможность вовлечения в нашу работу, а себя на способность рекрутировать людей для методологии.

Так или иначе, осознал  себя методологом тогда, когда научился слушать, слышать и понимать не только что люди говорят, но и что делают.

Эти способности, сформированные на семинарах ММК, определили всю мою дальнейшую психологическую и профессорскую деятельность. Работа экспертом в процессе формирования первого правительства демократической России, зам.министра образования РФ —  могли привести к обыкновенному   сумасшествию и душевным болезням, если бы не ирония. Она не только спасала нас от неврозов, но и  позволяла методологии не выродиться в сектантство.

Вновь приходящие на семинары всегда удивлялись полной и страстной вовлеченности участников дискуссии с жесткими и часто резкими квалификациями пи сохранении атмосферы той же личностной приязни друг к другу людей и отсутствия межличностных оценок.

Способность не обижаться на резкие и почти всегда по человечески обидные квалификации  мыслительных действий докладчика со стороны участников обсуждения  стали предметом размышления (лучше, когда вслух) основания, по которым оппонент его «обозвал», причем это оказывалось для него жизненно важно, то такой человек раньше или позже становился методологом. Мы сделали эти проблемы предметом методологических разработок по проблемам «психология ошибки».

«Оппонент всегда прав!» — это был  не просто лозунг, но  правило поведения на семинаре.

* **   Каждый человек характеризуется, прежде всего, своей родословной своими учителями и уже потом своими принципами, результатами, коллегами, учениками и последователями.

Методология, несомненно, включает генетический аспект. Как основополагающий принцип и результат целенаправленных усилий методологов ММК,   Г.П.Щедровицкого, как социальное явление.

* **   На семинаре скидок на неосведомленность не делалось, и надеяться, что понимание того, о чем ведется «толковище», придет само собой, неким чудесным образом — просто за счет того, что ты участвуешь, т.е.  видишь и слышишь, не приходилось, неуместность ваших реплик, и бессмысленность вопросов тут же безжалостно фиксировалось и отметалась. Если подобное действие цепляло ваше самолюбие или тщеславие — вы были обречены на уход из семинара, и все сводилось, лишь к вопросу о времени. Глупость надежд на легкость вхождения в мыслительную действительность  работы семинара изживалась тяжким трудом самообразования —  переработкой огромного массива текстов становилась вскоре нормой. Самой интересной в этой образовательной работе была ее мотивация.

Если мотивом была «простая» необходимость  развития — не выживание в приятной для вас группе, не имитация принадлежности к адептам семинаров прошлых лет, ни какие-либо еще фиктивно-демонстративные заморочки «сырого» сознания, а именно желание продвинуться к Пониманию, — то никогда эта работа не вызывала у вас чувства обреченности или, того хуже, безнадежности.

Наоборот, чем больше осваивалось материала, тем  больше его вырастало впереди — в культуре, и тем выше поднимался градус интереса к этой работе.

Можно было, и «перегреться», например, «уйти» в энциклопедичность или пост, тронуться умом от самозначимости, т.к.  уровень развитости собственной способности рефлексивного понимания за счет образовательное работы и ее  постоянной обкатке на жестко критическом «образиве» семинаров непрерывно росло. Достаточно быстро это  осознавалось при взаимодействии с людьми вне семинара, т.е. людьми, работавшими в самых разных областях науки.

То, что время научно-предметной организации мыследеятельности  прошло и эта форма действует в современной социокультурной ситуации как «мертвый хватающий живого», ГП было ясно давно, но смотреть на это «омертвление» с позиции стороннего наблюдателя он не мог, да и, полагаю, не хотел в силу своего характера. Именно поэтому, каждая научная конференция, каждый симпозиум он превращал в битву, лучшим результатом которой считалось появление хотя бы одного отрезвленного от научной идеологии «яйцеголового».

То, что в результате отрезвления могут возникать самые разнообразные неврологические сбои, во внимание не принималось: правда, всегда опасна!

В этом не было  ни  сознательного  небрежения, ни прагматично-циничного отношения к людям как к «материалу». Нет,  в качестве «инструмента» человеческой деятельности ГП всегда рассматривал, прежде всего себя, причем ее масштаб у него всегда был не менее чем  — Общечеловеческий. При этом никаких иллюзий относительно «соразмерности» своего индивидуального «Я» по отношению к принятому им масштабу он, по-моему, никогда не питал.

Бесполезность, а главное — бессмысленность  всяких индивидуальных претензий и переживаний относительно важности собственной персоны специально, как правило, не обсуждалось, но подразумевалось как само собой разумеющееся.

Иногда после работы на семинаре, когда возникал подобный вопрос в отношении кого-либо из его участников, Георгий Петрович всякий раз открыто заявлял свой принцип, как краеугольный камень  собственной жизненной позиции: быть  методологом для него означало только одно — работать и жить предельно осознанно и ответственно.

Если же вы беретесь и в жизни себя использовать «инструментально-деятельностно», то должны быть готовы к тому, что в глазах окружающих будете выглядеть эдакими «шестиногими воробьями, да к тому же еще и белого цвета».

«Инструментальность» хотя и не предполагает использовать собственное лицо в качестве тренажера для оплеух, но позволяет принимать любые проявления человеческих слабостей спокойно, как своего рода профессиональные издержки.

            Терпимость в дополнение к сознательности и ответственности увеличивает степень вашей личной  свободы в этом мире.

            Вы можете себе позволить заниматься тем, что вам интересно — там и с теми, где и с кем вам это кажется удобным и осмысленным.

            Моя почти 30-летняя попытка «работать и жить методологически» дала мне твердое понимание того, что ничего более богатого по возможности мыслительного развития — какой — бы сферы деятельности это не касалось, чем методологически организованное мышление человечеством пока еще не создало. Это — инструмент освоения и преодоления Мышления, во всяком случае, для меня, но только он один для полноты развития недостаточен. Духовное начинается с мыслительного, но мыслительное завершается и превращается в интуитивно-постигаемое именно там, где в полноте сознания разворачивается духовное. Есть куда двигаться!

 * **   Идея азиатской «личности»:   — «Все дело в том, выдержит ли «хара», живот, а не какая будет состроена  европейская фарисейская личина».

В тех первых беседах ГП выступил как абсолютно свободный человек, мыслитель, общественный деятель, государтственник-антидисседент, хотя и противостоящий мертвящей государственной машине брежневско-сусловской геронтократии.

* **   Создавались условия появления силового поля оппозиции (но без видимого напряжения). Обезоруживала взаимная проблематизация с высокой степенью достоверности.

Движение в замысле. Интуицию.  Как потенциал для размышлений, изучения, разработки рефлексивного мышления, практики ее. Стремление находить критическую точку, поворачивающую сюжет. Т.е. переводить  дискурс в игровое действие, актерство, импровизацию, с различными перебивками, паузами, жестами, изменениями интонации. Нарушать так ценимый в играх баланс между изложением темы в пользу интриги с неожиданными поворотами сюжета, разворачивающегося по ходу дискуссий.  Образ, метафору использовать в функции понятий. Взрывать линейную фабулу, нарушая ритм, подготавливая конфликт. Потеснить автоматизм восприятия, сбить с привычного действия. Строить сюжетно-тематическую картину с четко выраженным действием, представленными по факту в многофигурной композиции, а по смыслу — в четком разделении позиций. Ситуация без «позиционного разделения» и интриги не мыслилась, а главный герой в ней — они сами, действующие в оппозиции к другим. Они учили вести игру. Дидактический же смысл заключался в умении «остановить» в нужный момент деятельность.

            Не боялись потерять форму слова, облегчая для себя и собеседника мышление.

«Незнание» начинало «руководить» и становилось необходимым условием развития мышления. И это они называли гуманитарным актом.

            Они неявно, но учили предъявлять  «гамбурский счет» — пересматривать и переопределять основания, положенные не только в методологические дисциплины, но и в течение собственной жизни.

Убежден, что методологи сами в себе несли противоядие против того, что их окружало. Были правы не столько по существу дела, сколько потому, что себе доказали — «могут все».

Но сегодня  жизнь монтирует обстоятельства острее методологов, и мне представляется, что методологическое движение замерло, находясь в фазе ожидания.

Но есть ощущение, что ренессанс близок. Мастера должны вернуться. Хотя бы затем, чтобы сбросить  политические рамки, начинающие жать, как не обношенная обувь.

Для меня важны не профессии, а профессионал и мастер, способные восстанавливать и удерживать (культивировать) формы, проектировать новые. Быть образцом самоуважения и не бояться.

* **   До самой смерти Георгия Петровича, я  стремился следовать за ним как тень, пытался проанализировать и «снять» способ мышления Учителя.

* **   Завораживала возможность следить за мыслью, открывать ране недоступное, неизвестное.  На семинарах велась не теоретическая, не идеологическая, а мировоззренческая работа, причем не в философской, а близко к технической манере. Возникал эффект «очистки грязного стекла», при этом непрерывно обсуждались средства. Этого было достаточно, чтобы считать жизнь удавшейся сравнительно с тем, что было вокруг.

Волю к жизни можно было выключать на время коллективного похода. Домашние семинары казались подготовкой к публичным «маршировкам».

Важна была подготовка и бой, а где и зачем — знал учитель. Да и знать не хотелось, была уверенность, что конкретное, предметное и пр. знание — лишь одна из возможностей.

А жить нужно и хотелось в пространстве возможного, передвигаясь в поисках принципиально достойного. Настоящее недостойно, пока не осмыслено с точки зрения возможного  будущего

Инерцию  социума можно уважать, считаться с ней и ненавидеть. Имея вкус, можно с ней играть. Идея ОДИ была призвана вовлечь профессиональное мышление в методологизацию.  Проблема воспроизводства вкуса к будущему решается в коллективе с лидером. Достижение ММК —  замена мессии, вождя, авторитета (и пр.) лицом, вопрошающим от имени будущего.

Для европейской цивилизации чувствительность к будущему привычна, а Россия придала ему поэтическую звонкость, отчаяние и жестокость. Тут нужен голос, взявший право и власть спросить так, чтобы нельзя было не ответить.

Тут право органично правлению, это мыследеятельностное право, направленное против постмодернистской вседозволенности и политкорректности, уничтожающих реальность.

НО лидер должен  быть безупречен не только как мыслитель. Ведь будущее привлекает не только блеском рационального. Проблематизация прекрасна, но утомляет физиологию. Ответчик должен существовать в зоне ответа.  Лидер имеет силы исцелять уставших в надежде сделать еще шаг вместе и при этом не отступиться, не посрамить прошлого.

Игровой период практически остановил публикации.

Без лидера неустойчивость взаимодействий с подобными организованностями вне ММК создала дефицит общепризнанных плацдармов методологизации.

* **     Память избирательна, и спустя десятилетия позволяет нам, оглядываясь на пройденный путь, увидеть неприметные вехи в общении с Учителем, которые стали поворотными пунктами в судьбе каждого ученика.

…я впервые увидел Учителя в Действе, которое спустя несколько лет получило имя КМД  — коллективной мыследеятельности. Завораживающее действо:  в нем низвергались общепризнанные в идеологизированном советском обществе истины.  И втягивание в новый образ жизни и мышления в первые недели очень походило на болезнь — «высокую болезнь», говоря поэтическим языком. Адаптация к интеллектуальной среде кружка проходила через отторжение привычной среды факультета — отсюда  недоумение товарищей по поводу моей изменившейся манеры говорить, задавать неуместные вопросы…

Кризис идентичности, который переживает каждый пришедший в ММК неофит, побудил меня после очередной сессии, на которой ГП  с блеском демонстрировал всю натуралистическую тщету психологической науки (да и любой другой) показать,   как все происходит  «на самом деле», подойти к нему и задать экзистенциальный вопрос: Г.П., что же остается после смены научных парадигм? Модели, — немного подумав, ответил Учитель.

В механизм игр первого поколения исследовательская позиция была «защита внутрь», что, собственно, во многом и сделало эти новоизобретенные машины мыследеятельности достаточно эффективным инструментом развития.

Инструмент, который не был апробирован методологами  — экспериментальное формирование целевых  команд. Модель командообразования — последовательная реализация принципов самодеятельности, самоопределения, самоорганизации и саморазвития в процессах групповой динамики — оттачивалась на нас самих, группе методологической и игротехнической поддержки.

Пришлось запретить методологам повторно задавать вопросы, не удостоверившись, что ответы на предыдущие поняты всеми участниками коммуникации: в первый день ничто не должно было препятствовать  самодеятельности игроков.

Но для включения процессов самоопределения и самоорганизации недостаточно было использовать приемы ролевой функционализации и образования микрогрупп — нужен был  (по теории) реальный конфликт.

Антропологический вызов, с которым столкнулась методология на рубеже тысячелетий, может быть осмыслен в рамках глобального кризиса цивилизационной идентичности.

Таков масштаб самоопределения методолога, на мой взгляд, и завещал нам ГПЩ.

* **      На первой же игре я понял, как важно, во-первых, побудить участников игры к самоопределению и, во-вторых, снабдить их инструментами осмысления своих намерений и основанной на них деятельности.

Именно это позволяет держать под контролем все изменения первоначально поставленной задачи, неизбежно происходящие в процессе ее решения, и удерживать эту деятельность (и ее результаты)  в должных рамках.

ОДИ — массовое применение  политических технологий в нашей стране, и многое, что было тогда понято, получило всеобщее распространение. Поскольку с самого начала они создавались с использованием методологического подхода, российские политические технологии и стали самыми передовыми в мире.

И удивительно, что технологи, которые не входят в методологическое движение, но охотно используют его отдельные достижения, к методологам относятся с опаской и подозрением. Думаю, что  это происходит потому, что полезные результаты ими заимствуются механически, без достаточного понимания их смысла.

..главная причина сохранения «китайской стены»  между методологическим движением и остальным интеллектуальным сообществом — в использовании методологами «птичьего» языка, выработанного для оперирования специфическими концепциями СМД школы, но в итоге разошедшегося с общепринятым языком философии и науки.

Я склонен считать СМД методологию не только интеллектуальным течением, но особой традицией духовной практики. Ее основной признак — наличие собственной дисциплины  мышления и специальных процедур ее воспитания, использующих …… для активного разрушения рутинных личностных состояний и «сноса» непродуктивных интеллектуальных конструкций. Это означает, что для вступления в коммуникацию  сообществом недостаточно «просто  читать книжки» — необходимо пройти особую школу.

Мне представляется, что коллегам, занимающимся публикацией творческого наследия ГП ( что я считаю очень важным) и вовлечением его в интеллектуальный оборот, донесением этих идей и взглядов до широкой публики, следовало бы принять это в расчет.

* **   Ценность методологии вижу, прежде всего, в ее средствах организации структурированной коммуникации и втягивание через нее в мир мышления. Решительно выступаю против распространенного сегодня, сведения задач методологии к осуществлению интеллектуальной власти через политику и применению для этого манипулятивных политических технологий.

Основной методологической проблемой современности считаю не отрефлектированный еще конфликт идеальных форм мышления и  виртуальных форм сознания.

* **   Между тем в кружке своим чередом  шел вечный «раздрай» (временные трудности, как известно, самое постоянное в жизни любого коллектива). … Семинары разваливались, превращаясь из коллективной работы в сольные выступления ГП на фоне дурацких вопросов малоподготовленной публики. Однажды он, ответив на очередной вопрос, в сердцах сказал: — «если бы вы только понимали, как много нужно знать, чтобы обсуждать такие вопросы».

Как-то уже незадолго до моего ухода ГП спросил меня: — «Вы что, всему, что пишут в ваших эзотерических книжках, так вот и верите, или все-таки методологически анализируете?»  Преисполненный идеями «эзотерического» знания. Я ответил: «конечно, верю». Ну тогда это не интересно — заключил ГП.

Теперь, имея за плечами немалый опыт, я ответил бы иначе. Конечно, все, что говорится,  а тем более записывается, подлежит анализу — культурно-историческому, методологическому и всяческому другому, какой кто умеет проводить. Именно ради того, чтобы извлечь намек, как пробираться  к этому «эзотерическому», которое вообще не проанализируешь, поскольку, как говорили древние, «знание нельзя иметь, а если бы и можно было иметь, то нельзя сообщить, а если бы и можно было сообщить, то нельзя понять….».

Т.о., я ушел из Кружка до того, как он — Кружок — влип в разного рода «игры» и прочую недополитическую деятельность к методологии, по моим представлениям, имеющую мало отношения.

Я остался при образе «чистой методологии», которая как мне кажется, для каждого приобщенного» является единственно возможным мышлением, поскольку порче с этой высоты представляется недо-мыслем.

Впрочем, «правильное мышление — как бальные танцы лошадей»… Нужно еще немного ума, чтобы понимать, где это уместно, а где — нет. Голова дана человеку не только для того, чтобы «правильно мыслить».

* **   Организация дискуссии (что в те годы в официальных институтах отсутствовало напрочь) по докладу способствовала  возникновению мышления, к тому же коллективного.

В каком-то смысле, это напоминало диалоги Платона, только в реальном общении и с другим набором средств и приемов.

На мой взгляд, такая культура обсуждений — по гамбургскому счету, очень жестко, но и уважительно, не переходя на личности и без оскорблений — одно из достижений  ММК.  При этом нас никто и специально не учил, мы постепенно усваивали приемы и средства организации коммуникации (хотя на самом деле, как я это теперь понимаю, ГП учи нас своими вопросами, репликами, оппозициями) . Каждый тезис разбирался досконально, очень дотошно, каждый из участников мог задать докладчику любой вопрос, высказываться, давать оценки.

Иной раз докладчик успевал произнести одно — два предложения, после чего разгоралось яростное обсуждение, которое могло длиться до конца заседания, т.е. часа 3-4, иногда до поздней ночи.

Одна из функций председателя — что бы ни происходило, прав докладчик или нет — защищать его точку зрения и стараться донести ее до присутствующих.

Тот, кто прошел методологическую школу, знает, что в методологии есть мощный эзотерический момент. И кто ее не ощутил, то есть  не «встретился» с подлинным методологическим мышлением и не пережил его, тот не поймет, что такое методология и методологическая позиция, и даже если сможет пользоваться ее средствами, то может лишь имитировать методологическое мышление и деятельность.

Так или иначе, но строить-развивать себя, свое окружение и методологию совсем не просто, поскольку это дело коллективное и должно складываться из усилий многих людей.

* **   А больше всего подкупала и затягивала подлинность события, которая остро ощущалась нами, так как мы, несмотря на молодые наши годы, уже привыкли, что  почти все вокруг  — бутафория и имитация.

Постепенно позиции участников и «правила» обсуждения, включая жесткость дискуссий, становились все более ясными и притягательными.  Черед полгода нас перестала удовлетворять роль пассивных зрителей, и мы с Татуром напросились к ГП на разговор «за жизнь».

Это был долгий разговор «по гамбургскому счету». ГП объяснял, что королевских путей в интеллектуальной деятельности не бывает, и что как быстро мы научимся следить за дискуссией, понимать оппонентов, задавать вопросы и формулировать аргументы, зависит от нашего самоопределения (с обязательными попытками в обсуждении «тянуть одеяло на себя»).

Выработанное в ММК мировоззрение и культивируемый тип  интеллектуализма (при всех неизбежных ограничениях) вполне конкурентоспособны , а исторически, на мой взгляд, и более перспективны, нежели достижения других направлений  современной мыследеятельности, поскольку изначально ориентированы на  рефлексию собственных априорных ограничений их преодоление и саморазвитие.

* **   …Четыре семинара подряд я начинала доклад одной и той же фразой: «Я буду рассматривать….(что то не помню что) в контексте развития».  Мне ни разу не удалось двинуться вперед и произнести вторую фразу. После чего я прекратила попытки делать доклады, ограничив свое участие вопросами и короткими репликами, то есть позицией «понимающего (но отнюдь не «всепонимающего»).

Дискуссии на семинаре были часто очень жесткими, и хотя принято было считать резкие замечания критикой «по содержанию», в реальности почти все участники воспринимали их  весьма лично. И чаепитие после окончания семинара на моей маленькой кухне было необходимым элементом восстановления самооценки, смены ролей и воссоздания нормальной дружелюбной атмосферы.

ГП очень хорошо понимал и всегда поддерживал, а часто и инициировал все формы клубного общения между нами. Я также считаю, что он ценил мою преданность ММК, мой здравый смысл, мою способность оценивать ситуацию и даже мою готовность вступать с ним в конфликт каждый раз, когда мне казалось, что он не прав по  отношению к тому или иному участнику семинара.

Я думаю, что Кружок не реализовал своей претензии, будь то создание содержательно-генетической логики, теории деятельности или МД подхода. Мне кажется, что синтез или сборка никогда не были сильной стороной ММК (анализ, рефлексия, изощренная техника разборки  были). Одна из причин, по крайней мере, для методологов моего «поколения», та, что почти никто  из них не имел опыта профессиональной работы — ни исследовательской, ни проектной.  То есть у них  просто не было ни предмета, ни действительности для осуществления сборки.

ОДИ по замыслу как раз и должны были  стать тем собственно методологическим полем деятельности, куда могла бы сворачиваться методологическая рефлексия. Но захлестнувшая методологическая волна игр не оставила ни времени, ни места для теоретико-методологических разработок. В результате возникла феноменология игр, но не действительность Игры. В этом смысле ОДИ так инее стали «практикой методологии».

Но главная причина «сухости» или недостаточной выразительности обобщающих текстов, включая и тексты ГП, на мой взгляд, заключается в том, что ММК был принципиально, (подчеркиваю) по сути своей, коммуникативно-рефлексивной структурой. Смыслы, порожденные в методологических дискуссиях, существовали «там и тогда».

Даже зафиксированные в схемах, которые по замыслу должны были сохранять значения, т.е. стать знаками и транслироваться в качестве таковых — эти смыслы и значения восстановимы лишь для тех, кто участвовал дискуссиях ММК.

Главным результатом стали люди, прошедшие через ММК, и тот способ работы (и жизни), в который они были включены. В условиях пошлой, лживой, обессмысливающей любую инициативу реальности советской жизни ГП создал оазис — осмысленную, интенсивную интеллектуальную жизнь для себя и десятков людей, работавших вместе с ним. И не только создал, а воспроизводил ее в течение 40 лет.

Люди, работавшие в ММК, обладают  высочайшим  интеллектуальным потенциалом, экстраординарными риторическими, аналитическими и рефлексивными способностями. Участие в играх оснастило их еще и выдающимися лидерскими навыками.

Как они распорядятся тем, что приобрели в Кружке — это уже их забота: ММК ответственности за это не несет. Но верно и обратное. Мне кажутся абсолютно бессмысленными попытки вернуть бывших участников Кружка на стезю СМД методологии. Еще более нелепо, на мой взгляд, звучат упреки в измене памяти Учителя и искажения основ Учения, которыми обмениваются бывшие члены ММК на интернетовских сайтах и в печати.

ГП создал уникальную структуру, которая пропустила через себя множество людей. Но он создавал ее, прежде всего, для себя и «под себя». И только поэтому она стала (на время) способом жизни для других. Никто не может (и уж, конечно, не обязан) это повторить или продолжить. Люди, прошедшие школу ММК, вправе распорядиться собой — «жить и давать жить другим», если захотят (и смогут). Но это уже не будет продолжением истории ММК.  Это будет совсем другая история. И, по-моему, это замечательно.

* **   Место для методологических идеи подходов было заготовлено в моем сознании всей предыдущей жизнью.

Игра (игротехником в нашей группе был совсем еще молодой С.В.Попов) произвела на меня буквально ошеломляющее впечатление.  На такое  празднество духа мне довелось попасть впервые в жизни, и жизнь открылась мне как бы давно жданным, но сокрытыми до той поры сторонами.  Пытаясь передать свои тогдашние впечатления друзьям и коллегам (некоторые надо мной посмеивались), я говорил, что вроде как привыкнув к немому черно-белому кино, впервые попал на звуковой, цветной, широкоформатный фильм. Образ пусть не высокохудожественный, но точны: где же было советскому технарю (даже библиофилу) столкнуться с рефлексией, анализом ситуации, самоопределением, целеполаганием, проблематизацией и понятийной работой по темам (т.е., уже рефлексией второго уровня)?!.

Сейчас думаю, что прожил две жизни: одну «научную», до, а вторую после знакомства с ГП и методологией.

При всей их бедности внешними событиями обе они были достаточно насыщенны и по-своему увлекательны. Но вторая оказалась неизмеримо более многомерной и глубокой. Ощущение в точности такое, что я вышел из интеллектуальной тюрьмы на свободу.

Но каждый делает, что может, с возрастом приходится считаться, да и с захоронения в культуре только начинается жизнь достижений человеческого духа.

* **   Но вскоре оказалось, что в кружке для свободомыслия были границы.

Центральным процессом в лингвистике Соссюра было не развитие языка за счет реализации и инновации его норм путем обучения грамматике, а непроизвольное изменение образующих язык частных структур синтагматических и ассоциативных  отношений как значимостей (языковых ценностей), которыми собеседники целенаправленно обмениваются в процессе осмысленной  межличностной или групповой речевой деятельности, в которой безличные грамматические нормы играют роль условий.

Из этого я делал вывод о необходимости различения между нормативными  рамками деятельности и ее эталонами как ценностями.

…При этом у нас сохранялись с ГП теплые дружеские отношения. Перепалки происходили только на семинарах, где жесткая критика «по содержанию» была нормой поведения.

Истолковав понятие ММК о воспроизводстве как приобщение к ценностям наряду с нормами (т.е. как социализацию), я расширил список важнейших макропроцессов, включив в него также  достижение социального положения (статуса), формирование социальной ориентации и сохранение образа жизни.

В таком представлении закрепленные в социальных институтах нормы (причем не только культуры) выступают не как штампы, а как условия и границы осуществления выдвигаемых целей.

Я отверг   категориальную пару «норма-реализация» как незаконно сплющивающую две другие — цели и их реализация,  с одной стороны, и нормы и их соблюдение, с другой. Нормы всегда оставляют меру свободы в форме определенной степени эластичности или допусков, а также в виду противоречий между множеством норм относительно одних и тех же актов. Помимо этой отрицательной свободы от общепринятых норм любой акт деятельности предполагает свободу и в положительном смысле, что может потребовать изменения самих норм или создания новых.

Это происходит в применении особых способов деятельности, где ценности, как рефлексия высоких оценок результатов уже осуществленных актов, оттесняют нормы на задний план. Нормы превалируют над ценностями в использовании средств деятельности.

Если поворот к играм был практическим приложением  разработанных в семинарский период средств, то  эти средства нельзя считать эффективными в осуществлении выдвинутых в ММК целей эпохального развития, о чем ярко свидетельствую дискуссии по поводу невостребованность методологии и даже «ненужности методологов самим себе».

Достойная область методологической практики — в управлении социальными процессами путем воздействия на их механизмы обмена и распределения с помощью актов правозащитной работы и поддержки справедливых общественных движений.

Пользуясь приемами рефлексивного оборачивания (стратегией сплавщика), можно успешно добиваться реального расширения правовых институциональных рамок там, где это  позволяет прогресс социальной справедливости, а  также повышения уровня социальной справедливости там, где это позволяет расширение гражданских прав и свобод.

Такая взаимосвязанность деятельности по расширению свободы и справедливости предполагает высоко дифференцированные представления о текущем изменении как классовых, так и стратовых социальных структур.

Социологические понятия о динамике социально-значимых ценностей можно приложить к самой методологии науки. В этом смысле ее объектом можно считать деятельность в интересах расширения нормативных логических рамок в коммуникации новых знаний и методов их получения там, где это  позволяет повышение степени открытости направления, школ, дисциплин и других  сообществ ученых, и повышение уровня предвзятости (процессуальной справедливости) распредмечивающей и перепредмечивающей критики теорий и понятий там, где это позволяет расширение логической свободы научной коммуникации.

* **   Методология, как сфера жизнедеятельности и формат моей новой идентичности, обрушилась на меня нежданно-негаданно, сразу после поступления  на ф-те психологии в МГУ.

Я был уверен, что все без исключения откровенно боятся учеников (или последователей)  ГП от которого   доставалось   «на орехи» служителям всей тогдашней науки.  Это была своего рода проекция моего собственного страха, который вместе с безусловной любовью к Учителю заставлял меня активно спорить с преподавателями ф-та, а также строптиво выступать на редких тогда публичных мероприятиях, связанных с современным искусством.

Естественнонаучные интересы —  с нашей, методологической точки зрения — суть дурнокусие и злосчастный атавизм, от которого следовало  отказаться, как от аппендицита.

Войдя во вкус (методологической, конечно же) работы, я опубликовал совместно с Д…м  парочку небольших статей, отчего был несказанно горд, и на плечах успеха стал сотрудничать с энтузиастом  ДА.

Это было агрессивно-креативное сотрудничество: оно вылилось в методологически корректную и научно обоснованную концепцию специализированности, которая «оплатила» мою и многие другие диссертации.

К этому моменту методологический мейнстрим  перешел в русло ОДИ, а я ….

Методология не явилась для меня самодостаточным предметом  (в научном или философском смысле), но выступала интеллектуально и социально (то есть внутренне и внешне) сподобленной рефлексивной способностью судить и действовать в контексте любой деятельности-мыслительной (мыследеятельность) или практической (от уровня операции до уровня сферы деятельности.

Методология как интеллектуальный навык — это непростая способность оказываться в «заимствованной» позиции, что  дает явные преимущества в современных кооперантных и конкурентных сферах;

— методология  — это сообщество живых людей, которые «тебя понимают».

А это и есть счастье, которое всякий раз напоминает о себе, когда говоришь уверенно и свободно: я — методолог».

* **   Просветление состоялось: я понимал все! Мало того, я, единственный из всех, задавал докладчику вопросы, ответы на которых оказывались для всей аудитории

Неспешно выслушивая мои мнения о мире, времени и себе самом, ГП деликатно, но жестко проблематизировал все мои благоглупости. Его интерпретации происходящего в мире вообще и в сфере спорта, в частности, были диссидентски точны и безжалостны. Уровень доверия ошеломлял и обязывал…

Затем последовал дар, знаменитый «кирпич»- толстый том статей и эссе основоположников деятельностной методологии. На освоение сутр я потратил все лето, измарав страницы «птичками», восклицательными знаками и даже собственными краткими NB. Года три спустя, листая «кирпич», я убедился, что понимал тексты «с точностью до наоборот». Невозможно понимать то, чего ты не делал сам. Практику понимания я прошел на ОДИ Георгия Петровича.

Игротехником группы ГП назначил меня, человека до этого считавшего социологию орудием мракобесия и империализма. Дело кончилось тем, что заключительный доклад от группы «мракобесы» поручили игротехнику. Что такое социология я, кажется, понял.

Работа супер-игротехника временами напоминала сеансы разоблачения черной магии, и я понемножку адаптировался к вражьему окружению.

Участие в Играх основательно меняло взгляды на мир и профессиональную работу. Возвращаясь в институт, я ловил себя на том, что неожиданно превращаю лекции в проповеди, и уже не могу обойтись без храброго использования методологических схем.

-А вы чего страдаете, Юрий Николаевич? Чего это вы решили «задрав штаны бежать за комсомолом»? Вы здорово делаете то, что умеете. Находите отличных ребят и продолжайте в том же духе!

«Всякой твари положен предел, и знать его, ей не дано»…

Конечно, самым значимым событием моей жизни была трудоемкая и напряженная игра «Ситанализ и анализ ситуации» (Одесса, 1982). Я проворонил начало «коммуналки» в группе оргуправленцев, а затем беззаботно принял провокационное предложение ГП перейти на работу с группой студентов. Методолог управленцев, Слава Андронов мое отсутствие объяснил группе почти мистически:

-Сегодня ночью Юрий Николаевич умер. Давайте работать.

К работе со студентами я отнесся предельно внимательно. Вскоре пришлось сделать первый печальный вывод. Оказывается, проработав четверть века в вузе, я не воспринимал всерьез ни одного студента.

Еще более болезненное открытие последовало за разборкой развала группы управленцев. Одна из темы заключительной трехдневной рефлексии именовалась «Убийство Теппера». ГП продемонстрировал выдающиеся детективные способности. Инициаторы коммунальной борьбы в группе, «заказчик на убийство « и «киллер» были прилюдно выявлены и строго наказаны, а моя скромная особа неожиданно оказалась в центре внимания  методологического сообщества. Самолюбования длилось недолго: я понял, что так же преступно была брошена мной на произвол кафедра инфизкульта.

Говорят, озарение длится секунды, а для понимания требуются годы нового самоопределения. Одесская игра вырвала коврик из-под моих ног и провела к долгим нелегким размышлениям. Кстати представилась возможность перейти из враждебного инфизкульта в авиационный вуз. Начать все с нуля? На мои сомнения ГП  реагировал кратко:

-Вспомните библейское сказание «Живите и несите людям жизнь. И пусть мертвые хоронят своих мертвецов».

Методологом я не стал. Не по Сеньке шапка. Не вполне могу считать себя «методологически подкованным педагогом». Потому, простите за  поэтическую красивость, ежедневно радуюсь звону подков на неровных булыгах бытия.

-Конечно, знаю. Совинформбюро должно было сообщать миру о бомбардировках Берлина. Ну и что?

-Похожее требование здесь вы предъявляете к игротехникам. ГП огорченно ответил:

-Разве вы не понимаете, что каждое Заданиевыполняется ценой экипажа?

* **   В мир Московского методологического кружка я попала студенткой-первокурсницей факультета психологии МГУ в 1973 г. Знакомый социолог привел меня на домашний семинар Саши Рапапорта. Впечатление было шоковым: русская речь звучала как китайская, совершенно непонятно, но очень интересно. Там я узнала, что на нашем психфаке тоже есть «такое» — семинар В.Я. Дубровского и Л.П. Щедровицкого. Пришла — и сразу была очарована красотой логики и обаянием Виталия Яковлевича, мудростью Льва Петровича.

Предложенное тогда на спецкурсе системное четырехслойное представление объекта стало первым фундаментальным камнем моих методологических представлений. Виталий Яковлевич согласился стать моим научным руководителем, сразу предупредив, что за такой выбор придется дорого заплатить. Но тогда я всей серьезности этого предупреждения не оценила, не поняла, что выбор окажется фатальным, и бодро двинулась вперед.

Познакомившись с другими методологами, я получила возможность — учится и у них, общаясь и посещая их семинары.         Особо значим для меня был патронаж В.Розина, терпение и лояльность которого резко контрастировали с   «агрессивностью», царившей на семинарах ГП.

А «снаружи», на  психфаке, началось перманентное противостояние. Неразумная  активность «совращенных» Дубровским студентов привела к конфликту и изгнанию с ф-та ВЯ. Тогда я решила, что должна нести эстафетную палочку, организовала свой семинар для студентов и отстаивала, как и где могла, преимущества методологической оспособленности.

Про ОДИ я ничего не знала, так как ушла из ММК до их появления. Но ГП, ничего не объяснив, сразу поставил меня игротехником, а на мой вопрос: «что нужно делать?» ответил  «организуйте рефлексию».

* **   ГП утверждал, что Мышление паразитирует на человеках. Если это действительно так, то со мной (этому Мышлению) видимо, не повезло: я не стал методологом.

Я много раз слышал, что  для того, чтобы стать методологом, нужно лет пять, как минимум, работать (вкалывать!) в ММК. Правда, я то думаю, что это  — лишь необходимое, но явно недостаточное условие.   Некоторые члены ММК, имеющие «необходимый» стаж, на мой взгляд, методологами так и не стали. Видимо, это самое Мышление не на всех «садится». Они, безусловно, очень продвинутые, эрудированные люди и сильно отличаются от тех, кто не работал на семинарах ММК, но, как говорится, «многознание ума  (в данном случае Мышления) не прибавляет». Короче, для меня «методолог» — это очень высокая планка.

Я наблюдал за их работой (г.Тарту  — 1966г.), в особенности

За работой ГП, с открытым ртом и, вернувшись,   домой, сказал маме: «Капитолина! А ведь твой старший сын — гений». Она не поверила…..

Я понял, какая это мощная штука: эти игры дали мощный импульс моему личностному развитию.  Во всяком случае, именно их влиянием на меня я объясню эпизод в моей жизни, которым горжусь: в 1986 в течение года я организовал защиту человека, приговоренного судом к 8-ми годам  за взяточничество, и выиграл процесс (имея нулевое представление о функционировании юридической сферы). Я убежден, что без развивающего «пинка», подученного на играх,   эту работу я не осилил бы.

В 94-м, после смерти ГП, на одной из встреч с ГА и ПЩ я сказал в «совковой» манере, что необходимо срочно публиковать работы ГП. На что и получил игротехнический ответ: «Ты сказал «необходимо» — вот и издавай»!

Я подумал: «На «слабо» ребята проверяете? Отлично!» Так и началась транслятивная линия в моей биографии.

На мой взгляд, ММК (но не методологическое движение)   закончил свое существование в начале 90-х годов. А.Зинченко предлагал «похоронить» ММК. Не надо его хоронить. ММК оставил бесценное наследство, и задача состоит в том, чтобы превратить его в Наследие (культурное Наследие). И в решение этой задачи я хочу принять посильное участие.

P.S. Я думаю, что  проект М.С.Хромченко  — «ММК в лицах» — заведомо  «обречен» на успех, поскольку «лица», по которым катком прошелся ММК, сами по себе, безусловно яркие и, чтобы они ни написали о себе и о нем, читать и анализировать это будет очень интересно.

Только вот заглавие проекта несет в себе, на мой взгляд, фальсификацию, создавая в неявной форме иллюзию, с одной стороны, длящегося существования ММК, а с другой — что ММК был собрание «монад» и  представим «в лицах». Мне кажется, что это скорее, «Лица без ММК, или осколки от ММК».

* **   Лишь спустя много лет я узнал, что  очень многие работы ГП, написанные в соавторстве, имели в основном учебную или «провокационную» природу.

Но я быстро понял, что если к семинарам не готовиться, тем более если переписывать на бумагу магнитофонные  записи обсуждения так, чтобы они  были готовы к следующему семинару (через неделю), то посещать все просто невозможно. Часть содержания мысли ГП при таком, вынужденно «выборочном», посещении, безусловно, терялась, но я решил восполнить этот пробел чтением старых текстов кружка. Тем более, что они помещались над моей кроватью…я жил в архиве ММК.

Мне неоднократно доводилось слышать, что  многие, кто пришел в методологическое движение после 1979 г. стараются не различать семинарский и игровой периоды развития ММК.  Думаю, что  это  превратное представление. С моей точки зрения, это два диаметрально различных по своим целям и ценностям режима работы. 

* **     Школа произвела глубокое впечатление, прежде всего возможностью свободного и необычного обсуждения, ни имеющего ничего общего с рутинными конференциями. Казалось, никаких преград для обсуждений нет. Было интересно, хотя и боязно (застойный «совок» царил!) обсуждать нечто, непосредственно не направленное на теоретическое обеспечение советской концепции государства и права. Некоторые юристы подсуетились и обсудили безобидный вариант – свою диссертацию. Потом это вошло у них в привычку. И спустя годы на каждой школе слушали одну и ту же занудь. Пусть обижаются, но куда интереснее было обсуждать нечто новое с методологами, например, идею авторского права, за которой ничего не стоит. Так ее и недообсудили – всё уперлось в признание юридической фикции авторства. А проблема осталась…

Первое же впечатление от Школы было композиционно завершено словами юриста С. Пашина, который на пленарном заседании конференции, в частности, прочел стихи о том, что «прервалась связь времен»… Видимо, хотел передать чувства, которые его обуревали после общения с методологами.

Запомнился вопрос, который Сергей Попов и Петр Щедровицкий обсуждали при стечении публики: а чего вы, методологи не можете? Насколько помню, ответа не прозвучало в простой определенности – ответ был многосложным и многозначным.

В 1987 (или 88-м) году в Свердловской области состоялась очередная Школа по праву, которую подготовили и провели С. Попов и П. Щедровицкий. К сожалению, ее итоги, кроме осознаваемой необходимости продолжить школы и далее, в моей памяти не удержались.

В 1989 (или 90-м) году состоялась еще одна Школа права с участием С. Попова в Таджикистане, в Душанбе, с обсуждением проекта республиканского закона о молодежной политике. За организацию школы отвечал я и более приятного задания не выполнял, до сих пор помню подъем, который испытывали участники школы: я – от возможности обсудить теоретические основания законопроекта и пообщаться с интересными людьми, многие другие – от гор, ущелья, реки, горного воздуха в сочетании с интересной темой обсуждений. Законопроект был обсужден в самом необходимом объеме. Собственно, это была и апробация концепции закона, которая продвинула вперед работу по нему.

На мое становление как профессионального юриста (ныне я доцент и председатель Президиума коллегии адвокатов) оказали большое влияние взгляды моего учителя, философа права В.С. Нерсесянца, заложившего основы либертарно-юридической концепции правопонимания, базирующейся на различении права и закона.

Если попытаться выделить главное, что дали мне ОДИ и общение, то это – результативная и профессионально ориентированная рефлексия, заточенность на выявление проблем, на их разрешение с помощью упорядоченных и заранее продуманных шагов и средств, нацеленность на понимание природы отношений и вещей, желание увидеть явления во взаимосвязях.

К сожалению, более плотному взаимодействию с методологическим сообществом мешает черезмерная конкурентность и даже склочность отдельных представителей.

___________________

PS// в тексте выделены тезисы, значимые для меня (Л.Цой)

(Конфликтология)