В европейской и мировой цивилизации города порождали государства и только в нашей стране государство строило города. Понятие «город», как ни странно, и как ни велики усилия, до сих пор является весьма неразработанным и вызывает скорее кривотолки, чем знания или даже мнения. Здесь необходимо выделить как минимум пять смысловых пространств, так или иначе описывающих город по понятию.
- 1. Город как место (греческий topos, латинское cite, французское cite, английское city, польское място, украинское мiсто, немецкое Stadt). Геомагнитные поля неоднородны и обладают своими потоками, резервуарами, узлами, подобно гидросети. Места встреч энергетических потоков издревле были известны людям, придававшим этим местам сакральный характер: в местах выхода энергии возводились жертвенники, создавались мегалитические постройки, например, дольмены. При Аврааме первый первосвященник Малхиседек на скале воздвиг ковчег Завета (палатку-скинию со священными дарами, жертвенным столом и семисвечником) в городе Салем, который, благодаря Малхиседеку, стал называться Иерусалим (город Бога). Позже Соломон и Давид на месте этого жертвенника воздвигли Иерусалимский Храм, Иезекиль восстановил его, Ирод Великий — перестроил, ныне все на той же скале стоит мусульманский храм — одна из величайших святынь ислама.
Герои и святые — обуздатели сил земли, основатели жертвенников и святилищ как будущих городов, приобретали наивысшие статусы в пантеонах язычников или иерархиях монотеистических религий. В христианстве к их числу относятся: Архангел Михаил, св. Георгий (например, основание им Москвы) и дева Мария (крымский Мариуполь в районе Бахчисарая).
Эти места силы представляли собой обычно возвышенное место с плоской трапециевидной вершиной – тетраксисом или трапезусом (в греческом языке трапеза означает одновременно и жертву, и еду, и обслуживание, и геометрическую фигуру, в немецком языке трапезе соответствует Месса – обед, обедня и ярмарка одновременно) и концентрировались в моделях жертвенных столов. К таким трапезусам можно отнести московский Боровицкий холм, римский Капитолий, афинскую Агору, иерусалимскую скалу — разумеется, это лишь весьма немногочисленные, хотя и самые убедительные примеры.
Европейские salvitas, salva terra (sanvete) — «спасенные места» вокруг святынь, храмов и монастырей – оказались источниками, чуть ли не единственными, прав человека. Здесь любой мог рассчитывать на безопасность и недосягаемость. Надо было прожить в «спасенном месте» ровно год и один день — и ты становишься свободным, имеешь «прописку» и приобретаешь законные права гражданства. При этом охрана осуществлялась не только стеной, но и духовными силами, каравшими нарушителей «спасенных мест», следовательно, не столько стены, сколько сознание и система табу обеспечивала права человека. Немудрено, что эти источники и убежища стали привлекать людей и святость мест оказалась мощным рычагом урбанизации и притока в города свободных человеческих ресурсов. В практике градоосновательства идея священного места у большинства народов является доминирующей: вокруг уже построенного или предполагаемого храма ставятся лучшие и самые сильные лучники, выпущенные ими стрелы определяют периметр и границы города как границы безопасности храма. Можно сказать, что места силы подобны «оку тайфуна» — незыблемому устою вихря и коловращений жизни вокруг них.
2. Город как гора (berg, burg, borg, вышгород) — Кенигсберг,
Страсбург, Гетеборг, Градчаны, Кремль, Детинец — все строилось на малодоступной верхотуре, обеспечивающей безопасность, хотя и в условиях скученности и толкотни. Все тот же крымский Мариуполь буквально гнездился на отвесных бортах ущелья (дома очень напоминали своей формой ласточкины гнезда либо занимали пещеры и выглядели как норки ласточек-береговушек), ровное же и плодородное дно долины — сплошные сады и виноградники. Ту же картину налепленности можно наблюдать в Мукачеве вокруг Высокого замка, во Львове и многих других городах, занимавших кручи, горы и холмы. При этом самая вершина обычно принадлежала и принадлежит либо храму и духовным силам, либо харизматической власти помазанников (царей, королей и тому подобное). И только Петербург построен на болоте, ну, да наша история — это все-таки нечто иногда.
3. Город как огород (английское town и изгородь, греческое hordia – жердь, древнеиндийское grhas — дом, 
авестинское — гэрэдо — пещера). Все тот же Мариуполь — пещерный город, более известный под татарским названием Чуфут-Кале. Начиная с троглодитов (а может и еще ранее), люди селились и ютились в пещерах, огораживаясь высотой и завалами из камней и бревен (празаборы) от многочисленных хищников. Город — это всегда защищенное место. Конечно, нынешние города настолько нечетко ограничены и огорожены, что как бы и не города. Впрочем, нынешняя Москва и ее собратья по несчастью быть советскими городами, огорожены от природы и мира самостройными микроогородами-бидонвилями. Это зрелище — гораздо более впечатляющее, чем городские стены и валы. Это — свидетельство жесточайшего выживания и людского страха. Раньше я видел подобные огородики в экстремальных условиях БАМа. Теперь это — повседневность наших городов, утопающих в голодном запустении сельскохозяйственных земель.
«Каждый город — бург, и бург короля. Король там» — гласит германское городское право [14]. В королевские регалии входило не только право основывать города, но и дарить им право Weichbild’а — знака присутствия короля в городе, что по установившейся традиции означало возможность открытия городского рынка (этот символ в виде креста поднимался на рыночной площади, обозначая мир и безопасность города, его свободу и свободу торговли в нем). Стены защитили городской рынок и его свободу, а сам рынок, рыночный суд и рыночное право породили город, городской суд и городское право.
4. Город как полис (от Мелитополя до Миннеаполиса): здесь, как и в случае города-огорода-пещеры, 
скрываются два смысла. С одной стороны? в полисе проявляется греческое polis — много (отсюда — политика или полития). С другой, здесь сокрыто древнеиндийское poli — насыпать вал. Город долгое время отождествлял себя с государством и цивилизацией, рассматривая всю остальную территорию либо как кормящую город, либо как враждебную (Рим воевал со всем миром, но кормился Лацией, Карфаген жил в мире и торговле со всем миром, но враждовал с собственным сельскохозяйственным хинтерландом — оттого и проиграл долговременную войну Риму). Освоение мира всегда носило фронтальный характер, деля мир на ойкумену и несущественное, ничто. Городской вал мог отодвигаться сколь угодно далеко: вал Адриана отодвинул границы Рима на окраины Римской империи.
И все-таки важней политичность города, его полифония, средоточение здесь разных и разнообразных интересов и ресурсов. Город (Афины) дали нам образцы демократической политии (У век до Р.Х.) и ему же принадлежат самые тоталитарные политические идеи (Платон и Аристотель) [16,17,29,41].
5. Город-порт. Все предыдущие представления о городе и генетически и фонетически можно свернуть в 
одно представление и противопоставить его городу-порту: место, гора, порт, огород, полис.
Порт — сугубо средневековая ипостась города, его капиталистическая суть. Здесь возник капитализм и именно к городу в полнейшей мере применим закон Фишера [4]:
MV=PQ где M — денежная масса
V — скорость ее обращения
P — масса обмениваемого продукта
Q — его средняя цена
Город, за счет развитой торговой инфраструктуры, умудряется продавать и перепродавать один и тот же товар по несколько раз. Скорость оборота денежной массы относительно товарной и создает основной механизм инфляции. Между прочим, чрезмерная, ненужная, искусственно нагнетавшаяся советская урбанизация территории огромной и в общем-то сельскохозяйственной, крестьянской (=христианской) страны в сопровождении воинствующего атеизма — не они ли являются прапричиной нынешней инфляции и недостаточно ли «отпустить» людей на землю?
Порт и торговля вообще изначально возникли при храмах (знаменитые ярмарки Шампани Труа-Провен-Труа-Ланье-Бар-Провен были, кажется, первыми в этом роде и были во всяком случае в 12-15 веках общеевропейскими, а стало быть, и общемировыми рынками ) и темпорально совпадали с храмовыми праздниками. Однако со временем торговля отошла к городам, а сами города под влиянием торговли и рынка изменили свою морфологию. Города стали двухчастными, двухцентровыми. И марктплац перестал соседствовать с кафедральным собором. Для этого, правда, потребовалось освобождение города от церковной и синьоральной власти, переход к муниципальности и самоуправлению.
Новый город (newport, Neustadt, Newmarktplatz и тому подобное), а по нашему — посад, слобода, заречье, подол — располагается как правило по другую сторону реки, на низменном, негорном берегу, на бывших лугах, пастбищах и огородах, буквально врастая в них и среди них. Он соединяется со старым городом мостом или мостами, не теряет с ним связи, но забирает в себя всю кипучесть капиталистического города, оставляя старому классическому городу историческую ценность и культурную значимость. Образно говоря, посад (порт) ситуативен, временен и суетлив, но делает деньги, кремль (Altstadt) вечен, неизменен, неподвижен, но поглощает капиталы.
В ходе великого переселения народов римские города со всей системой этих городов были просто уничтожены и лежали в течение нескольких веков, начиная с У, втуне. Быть христианином в те первые века христианства значило быть крестьянином, ибо и Христос и его ученики ненавидели город. Раннехристиане выходили из городов, оставляя их на разграбление варварам и вандалам, унося с собой идею города как отрицательной, негативной ценности. Вместо civitas появились pagus, цивилизация запустела и наступили «темные века» — беспространственные и безвременные (нигде и навсегда) вместо прежних места, ситуации и «здесь и сейчас» античного города.
История, однако, милосердна, и города не погибли. По Лаодикейскому и Сардинскому соборам, решения которых были подтверждены Карлом Великим, резиденции епископов должны были размещаться только в городах, и это не возродило города, но и не позволило жизни замереть в них насовсем.
Лишь спустя полтысячи лет появился новый, собственно средневековый город, отличный от греко-римского, хотя и порой на том же месте, из материалов старого города и сохраняя некоторые топонимические остатки.
Епископы сохранили города как места — купцы их создали. Недаром слова бюргер и купец долгое время были синонимами. Структура средневекового города по сравнению с классической формой стала и проще и одновременно «политичней»: в городе сформировалось три главных фокуса управления – судебный округ, Храм («спасенное место») и рынок.
«Die Stadtluft macht frei» — и в правовом, и в духовном, и в экономическом, материальном смысле и понимании свободы. Заложенная еще в античное время (строго говоря, даже раньше и не только в привычном средиземноморском ареале зарождения цивилизации) традиция мифологических предоснований градостроительства обеспечивала изначальный духовный смысл каждого города, побуждала горожан к украшению и защите городов. Вся тогдашняя городская и региональная жизнь оправдывалась и объяснялась ореолом мифов и игр, проводившихся в честь знаменательных событий, героев и богов местного либо ойкуменистического Пантеона. В Средневековье символизация и карнавализация жизни были доведены до предела [ 2,6,38,39], что позволило, по образному выражению Й.Хейзинги, превратить homo ludens (человека играющего) в homo faber (человека мастерового). Символ (греческое symbol) означает «половинку» и это значение символа, а также впечатанность в него огромного числа живых и «окаменевших» смыслов, позволило сформироваться экономическому, рыночному сознанию.
Мифы, символы и игры — вовсе не экзотика городской жизни, не только экзотика. За этими вычурностями стоит глубинный исторический процесс формирования человеческого сознания и бытия, процесс, о последствиях которого мы мало задумываемся, но которые, возможно, будут иметь трагический и возвышенный характер.
Экономика и, в частности, рынок, (всякая другая экономика, например, плановая, принудительна, а потому, может, и экономна, но не экономична) возникли в ходе разделения — но не труда, а сознания. Труд был разделен — и весьма жестко — и в Древнем Египте, и в не менее Древнем Китае, и в кастовом обществе Индии, и в СССР. Класс демиургов (ремесленников) был самым многочисленным в античных Афинах и, вообще, ремесла были распределены меж людьми, если верить мифам Платона, еще Прометеем.
Расщепление сознания проходило по трем направлениям:
- различение своей хозяйственной реальности от мифа люди обнаружили, когда жертвоприношения и поклонение стали лишь помогать, но не определять успех дела — определяющими стали усилия самих людей;
- в ходе игр люди научились имитировать свою предстоящую или прошедшую деятельность и в «ненастоящем» (simulation) действовать столь же рьяно, с азартом и пылом, как и в «настоящем»;
- символизация позволила людям увидеть универсальный характер символов, их двусмысленность и многосмысленность; бартер сменился денежным обменом или обменом с помощью денег — эквивалента и символа любого товара. Одновременно, в Средневековье же, возникли векселя как символы ресурсов деятельности (закладные) и самой деятельности. Появилась ажиотажная (иначе — биржевая) торговля без товаров (наряду с ломбардами и ростовщичеством биржа породила новый универсальный эквивалент и символ денег — время), возникли «мембраны» — «деньго-векселя» и много других ценных бумаг, символизирующих деятельность в разных ее ипостасях, ее ресурсы и результаты.
В массовом сознании произошло расщепление действительности на хозяйство и символизирующую его экономику. Люди вступили в игру, понимая выгоды, удобства и моральные риски мифа о деньгах и прочих бумажках в собственной хозяйственной деятельности:
| Хозяйство и деятельность | Экономика как символ хозяйства и деятельности | |
| Товар\продукт как результат деятельности | Товарный рынок | Деньги как символ товара |
| Деятельность (хозяйство) | Рынок труда | Акции и облигации как символ деятельности (хозяйства) |
| Ресурсы деятельности, образование, проектирование,естественные ресурсы) | Рынок капитала | Инвестиции |
| Финансовый рынок (рынок ценных бумаг) | Торговля, обмен и обращение денег, акций,облигаций, инвестиций и др. ценных бумаг |
Понятно, что в хозяйстве и деятельности все процессы односторонни и необратимы (нельзя, например, готовые продукты превратить в породившие их ресурсы, тем более, если ресурсы – интеллектуальные. В экономике же все обратимо – и это делает ее более свободной, в сравнении с хозяйством, но и более уязвимой для внешнего (политического) или внутреннего (волевого) произвола.
Феномен городов в культуре человечества заключается, помимо всего прочего, еще и в том, что благодаря им, городским мифам, играм и символике сформировалась эта удивительная способность горожан к раздвоенности сознания и свободному оперированию ценными бумагами-символами деятельности. Спекулятивность мышления породила экономические спекуляции: приращения в ценах, рост стоимостей акций, изменения кредитных и иных процентов, как бы независимые от хозяйственной или производственной деятельности. И в этом таятся серьезные угрозы и риски здравости сознания, о которых предупреждали Христос и его апостолы.
Город как пространство развития Конфликт