Яндекс.Метрика

Межэтнические конфликты и фундаментальные ценности

Межэтнические конфликты и фундаментальные ценности

церковь

Межэтнические конфликты и фундаментальные ценности

Если подобные представления о содержании концептов «конфликт» и «этнос» рассматривать в качестве рамочных, то какие формы социального противодействия осмысленно интерпретировать в качестве собственно межэтнических конфликтов?

В рамках ОД-модели конфликта, очевидно, только деструктивные, не имеющие общей регулятивной, парадигматической основы[1]. Но, установить является ли та или иная форма противодействия конфликтной, с точки зрения такой модели сравнительно просто, а вот ответить на вопрос идет ли речь о собственно межэтническом противодействии несравненно сложнее. Здесь явно недостаточно только того обстоятельства, что сторонами противодействия выступают представители разных этнических общностей, даже если в качестве интегративного субъекта противодействия выступает большая часть этнической общности или даже она как таковая[2]. Необходимо, чтобы это противодействие выступало бы как способ утверждения «межэтнических отношений», т.е. отношений возникающих на основе и по поводу «этнического» и в них должны отстаиваться не какие-нибудь, а именно «этнические интересы»[3].

Хотя ответ на подобный вопрос – в чем конкретно эти интересы состоят? – очевидным образом зависит от понимания природы и сущности этнического, но основополагающие интересы субъектов, как витально организованных целостностей, выражены в присущем им «инстинкте самосохранения»[4]. И, поэтому, основное объективное содержание межэтнического противодействия — это борьба за свое сохранение. Причем такая, в которой другая сторона такого противоборства целенаправленно и/или «по факту» ставит историческое бытие параэтнической общности под вопрос.

Отмечаемый всеми исследователями межэтнических отношений взрыв политической активности меньшинств 60-70-х годов XX столетия, в орбиту которого попали практически все западные страны, лишь завершил, ставшую практически повсеместной с конца XIX — начала XX в., политизацию самосознания исторически сложившихся меньшинств. С ней связаны образование этнических партий, разработка собственных национально-политических доктрин, усиление автономистских и сепаратистских тенденций в современных национальных государствах и т.п.[5] Практически с этого же времени ведут свой отсчет и исследователи межэтнических конфликтов, поскольку этнополитическая активность часто приводила и приводит к конфронтации и насилию[6].

С появлением этнических партий и движений именно они стали претендовать на определение (идеологически и социально-практически) того, в чем состоят интересы тех или иных параэтнических общностей и интерпретировать те или иные события в жизни современного общества как межэтнические противоречия и противоборства. При этом, будучи не в силах удовлетворить свои интересы в конкурентной форме противодействия, они стараются его перевести в конфликтную форму, нередко успешно выдавая те или иные корпоративные интересы параэтнических элит за этнические интересы как таковые и используя механизм «этнической мобилизации» в качестве средства решения своих узкоклановых проблем[7].

Объективная динамика развития современных общественных организмов такова, что ей неизбежно сопутствуют глубокие изменения в «образе жизни» всех параэтнических общностей. Вполне понятное желание поставить эти изменения под контроль только тогда обретет адекватную и эффективную форму, когда удастся отделить необходимые и неизбежные изменения от тех, которые инспирированы стремлением удовлетворить интересы одних параэтнических общностей и групп за счет других. В противном случае нет и не будет никакой возможности ограничить полный произвол в деле такой мифологизации межэтнических отношений, в которой любые события общественной жизни интерпретируются как действия «чужого», иноэтнического субъекта либо как просто игнорирующие законные интересы «своей» общности, либо как целенаправленно их ущемляющие к собственной выгоде. Именно это обстоятельство эксплуатирует современный национализм, как идеология и определенная социальная практика, предлагая свой универсальный способ разрешения всех подобных проблем[8].

Именно поэтому выяснение природы и значения «этнического» в социальной жизни, с одной стороны, и «природы» конфликтного противодействия, с другой, являются первой необходимой предпосылкой адекватного ответа современного общества на «этнический вызов».

Управление межэтническим конфликтом, стремящееся его разрешить, должно быть направлено, точно также как и управление любым другим конфликтом, в основном и по преимуществу непосредственно на парадигматический строй взаимодействия и только опосредованно на сами актуальные действия сторон. Такое управление может осуществляться разными конкретными путями и разными способами. Но необходимой предпосылкой для такого управления является сама возможность изменения подобных игровых правил, на которые должны согласиться стороны конфликтного отношения. Другими словами, такое преобразование оказывается возможным только тогда, когда парадигматическая основа взаимодействия признается релятивной обеими сторонами конфликта.

Именно эта предпосылка, как уже отмечалось выше, отсутствует там, где речь идет о межэтнических отношениях, так как в этой сфере мы имеем дело с явлениями, где в основе происходящего социального противодействия конфликтующие стороны усматривают фундаментальные духовные – тео-этно-национальные ценности, рассматривающиеся в качестве абсолютных и непреложных. Естественно, что конфликты, стимулируемые или регулируемые значениями такого рода, оказываются и неуправляемыми и хроническими.

Очевидно, для такого рода конфликтов первой задачей парадигматической релятивизации может быть сепарирование конфликтного пространства, его разделение на такие подпространства, одним из которых станет фундаментальное (сакральное или абсолютное), ортогональное остальным релятивным (профанным или относительным) подпространствам. Причем таким образом, чтобы всемерно сузить сакральное пространство, по возможности вывести его за пределы социального противодействия как такового и тем самым открыть дорогу для взаимной релятивизации парадигматик.

Речь здесь идет, очевидно, о принципиальной возможности и самом принципе дифференциации конфликтного пространства: разделении и выделении в рамках этнического пространства надэтнической и субэтнических его составляющих. Это означает выделение в нем подпространства относящегося к осевой реальности социума, по отношению к которой субэтнические составляющие этнического пространства оказываются в одном и том же отношении. Такое представительство в осевой реальности, выступая в качестве общей части этнического пространства, может фактически опосредовать и упорядочивать отношения между ними[9].

Эту реальность конституируют, в первую очередь, те обобщенные и общечеловеческие ценности, которые традиционно относят к ценностям культурноцивилизационным (цивилизационным) в их противопоставленности культурно-почвеническим (почвенническим)[10]. Где основной особенностью почвеннических ценностей (миропонимания и мирочувствия), в их отличии от цивилизационных, является их такое принципиально-синкретическое единство, в котором еще не дифференцированы религиозные, правовые, политические, эстетические и т.п. мотивы и представления, нравы и обычаи «образа жизни» того или сообщества[11].

Прекращение, замораживание или выход из конфликта всегда предполагает проведение некоторой политики в целях выстраивания новых отношений между противоборствующими сторонами. Важнейшим обстоятельством, определяющим лицо такой политики, является различная рефлексивная выраженность взаимоотношений естественной и искусственной компонент в цивилизационных и почвенических ценностях. Для субреальностей и выражающих их своеобразие почвеннических ценностей характерно, что если они и подвержены изменениям, то только в процессе имманентной исторической эволюции и плохо приспособлены к артификации и развитию. Практически любая артификация рассматривается здесь как посягание «на святое». И наоборот, конвенциональность – базовая ценность осевой реальности и релятивизация как текущих отношений, так и парадигматической их основы возможны только в этом пространстве. Поэтому чем большая «часть» социального пространства оказывается ассимилированной осевой реальностью, тем большая часть конфликтных отношений оказывается в принципе разрешимой.

Отсюда вовсе не следует, что необходимо стремиться превратить все социальное пространство в осевое. С одной стороны, это невозможно, а с другой и нежелательно, поскольку способно привести к прямо противоположному результату в силу «витальности» субпространств, питаемых почвеническими ценностями. Речь идет о процессе артификации динамического равновесия между культурно-почвеническими и культурно-цивилизационными ценностями ценностного «логоса» (как условия и результата социально-исторического процесса конвергенции-дивергенции культур и социокультурных общностей), оптимального с точки зрения доступных сдержек и противовесов в данных исторических условиях.


[1] Совершенно очевидно, что футбольный матч между национальными сборными – вполне конструктивное конкурентное противодействие – никому не придет в голову рассматривать в качестве межэтнического конфликта. А вот то что иногда, к сожалению, происходит на трибунах этого матча и за пределами стадиона между футбольными «фанатами», явно может претендовать на статус локального межэтнического конфликта.

[2] Любая война является типичным конфликтом, но даже в этом, предельном случае, отнюдь не всегда речь идет о межэтическом противоборстве. Скажем Первая и Вторая мировые войны не были межэтническими, хотя некоторые их эпизоды и можно рассмотреть в качестве таковых.

[3] Как известно этнологический конструктивизм именно на этом основании отвергает субстанциональное истолкование этнического, указывая, что с помощью «этнической мобилизации» те или иные политические элиты преследуют лишь свои политико-экономические интересы, с тем или иным успехом выдавая их за «этнические».

[4] Причем речь идет не только об академических штудиях, но и реальной социально-политической практике. Ибо именно защита подобных интересов, протест против их ущемления выступают в качестве основания и политического повода «этнической мобилизации». Точно также как наличие и осознание этих интересов мобилизационным резервом определяют действенность подобных призывов.

[5] Существует точка зрения, что эта социально-политическая практика продемонстрировала, что «многие традиционные аксиомы либеральной западной мысли в сфере национальной проблематики оказались серьезно поколеблены. Кризис политики ассимиляции сделал очевидными уязвимые места гражданской модели государства-нации и той философии, из которой она выросла» (Нарочницкая 2000, с.19). Хотя более уместна прямо противоположная оценка – эта практика оказалась чрезвычайно эффективной. Именно поэтому последовала столь острая реакция, взрыв этнополитической активности.

[6] «В период 1945-1990 гг. около 100 этнических групп участвовали в вооруженных конфликтах, и большинство продолжающихся ныне войн имеют в той или иной степени этнический характер …. По некоторым оценкам, 70% из более чем 20 млн. погибших после 1945 г. в различных войнах и восстаниях стали жертвами насилия на этнической почве …. Не менее 70 государств столкнулись с проблемой этнических движений» (Нарочницкая 2000, с.4).

[7] Как известно, социальный анализ этнополитики элитарных групп меньшинств во многом стимулировал становление конструктивистской парадигмы в этнологии.

[8] По Э.Геллнеру национализм прежде всего принцип,  требующий совпадения политических и этнических «единиц», а также того, чтобы управляемые и управляющие внутри политической единицы принадлежали к одному этносу (Геллнер 1991).

[9] Это упорядочивание, очевидно, может происходить как за счет естественного дрейфа универсальных креативных духовных значений в осевую реальность, так и путем ее искусственного устроения (Пископпель 2000).

[10] Очевидно, что в так понимаемой осевой реальности надэтническое подпространство представляет лишь одно из ее «измерений», а сама она конституируется всеми измерениями, выступающими в роли «осевых» по отношению к тем или иным социокультурным субпространствам.

[11] «Хотя разные компоненты этой целостности имеют разное происхождение и разные источники, сложились в разные исторические эпохи, образовавшийся генетический синкретизм освящен и скреплен соответствующей «мифопоэтической реальностью» и транслируется в качестве основы той или иной традиционности, на правах ее живой исторической памяти» (Пископпель 2000, с.25).

Литература

 Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. 320 с.

Заринов И.Ю. Время искать общий язык (проблемы интеграции различных этнических теорий и концепций) // Этнографическое обозрение. 2000. №2

Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. Аспект пресс. М., 1995. 320 с.

Нарочницкая У.А. Этнонациональные конфликты и их разрешение (политические теории и опыт Запада). М. 2000. 98 с.

Пископпель А.А. Конфликт: социокультурное явление и научное понятие // Сб. Этнометодология: проблемы, подходы, концепции, Вып. 1, М, 1994, с. 40-53

Пископпель А.А. Элементарная структурно-функциональная модель конфликта как деструктивного противодействия // Сб. Этнометодология: проблемы, подходы, концепции, Вып. 2, М., 1995, с. 27-43

Пископпель А.А. Осевая реальность этнического пространства // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. В.7, М., 2000. с.12-27

Рокитянский В.Р. Этнос как проект // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. В.2, М., 1995. с.44-86

Рыбаков С.Е. Философия этноса. М.. 2001. 358с.

Чешко С.В. Человек и этничность // Этнографическое обозрение. 1994.№6

Piskoppel A. (2000). Duality of Conflict. In J.K. Allen and J. Wilby (eds.) Proceedings of the World Congress of the System Sciences and International Society for Systems Sciences 44th Annual Meeting, July 16-22, 2000 (CDROM), paper 20077 (ISBN: 09664183-5-2

Продолжение

Введение

Конфликт: основные подходы

Этнос, этничность, этническое

Межэтнические конфликты и фундаментальные ценности. 

________

 Русская философия — новый взгляд на конфликтологию в России