ОБСУЖДЕНИЕ
В. А. Лефевр. Если оставить в стороне внешний каркас схемы, изображённой Г. П. Щедровицким, то во всем остальном мои представления о рефлексии и представления Щедровицкого являются совершенно разными. Мне представляется, что понятие рефлексии находится в принципиальной оппозиции к понятию деятельности. На мой взгляд, этот момент был зафиксирован, по крайней мере, уже у И. Канта. Акт рефлексии в кантианском смысле — это обретение свободы. Поэтому понятие свободы необходимо для того, чтобы понять, что такое рефлексия. Но когда Щедровицкий рассматривал понятие рефлексии на разных этапах своей работы, он никогда не связывал его с понятием свободы. Перефразируя Архимеда, я мог бы сказать: дайте мне рефлексию и я разрушу любую теорию, в том числе любую теорию деятельности. Акт рефлексии освобождает субъекта от всякой определённой операциональности. Когда я пользуюсь рефлексией, то я могу следовать приёмам и принципам теории деятельности, а могу не следовать им, могу их отбросить, преодолеть. Более того, сам материал деятельности перестаёт быть непременным условием и предпосылкой рефлексии. Но тогда мы должны спросить: а что всё-таки существует и остаётся существовать? Чего нельзя нарушить? Что является тем инвариантом, который нельзя нарушить даже тогда, когда он сам становится предметом и объектом рефлексии? Что является тем, над чем рефлексия поднимается и что она тем не менее не может преодолеть, оставаясь всегда и всецело в его рамках? Вот в чём, на мой взгляд, заключается проблема.
Мы в какой-то степени эту проблему решили. Мы поставили вопрос, каким образом описать свободу. Мы знаем сегодня только один способ описания свободы — это описание ограничений, наложенных на неё. Мы должны научиться точно и чётко регистрировать ограничения. Рефлексивные многочлены, которые мы ввели и развёртывали в наших исследованиях, это один из способов регистрации ограничений. Смысл подобных многочленов может быть передан в высказываниях такого, скажем, типа: перед X нет и не может быть картины, которая имеется перед Y. Другие многочлены имеют другое содержание, но тот же самый смысл — смысл ограничения. Ограничения могут фиксироваться в позитивной или негативной форме. Во всех случаях они остаются ограничениями.
Рефлексивный анализ — это попытка зарегистрировать законы жизни подобных ограничений. Акт рефлексии — это изменение статуса свободы. Операторы осознания вводятся в основном для того, чтобы выделить те классы структур и такие типы актов рефлексии, при которых статус свободы оказывается неизменным. Именно поэтому наши многочлены позволяют исследовать среди прочего и разные формы религиозного мышления. Существует всегда строго определённый персонаж, который внутри человека занимает позицию. Казалось бы, актом рефлексии это можно уничтожить. Но на деле уничтожения не происходит. В целом структура акта изменяется, но определённые её характеристики остаются неизменными. Иначе говоря, по отношению к определённым типам работы те или иные операторы осознания оказываются нейтральными. Наше продвижение вперёд в изучении проблемы заключалось в том, что удалось выявить определённые законы ограничений. Конечно, эти законы в известном смысле идеализированы. При интерпретации наших схем на социальную реальность придётся учитывать многие дополнительные процессы, которые никак не будут связаны с рефлексией. Но сами законы в очищенном виде выделить удалось.
Вот, собственно, всё, что я хотел сказать. Мне схема, предложенная Щедровицким, близка, она так или иначе нами обсуждалась, мы видим путь изучения рефлексии и какая-то часть этого пути нами уже пройдена. Здесь возникает много интересных и тонких задач, как пограничных с психологией, так и собственно логических — я больше склонен относить всю эту проблематику к логике. Отмечу ещё, что нам удалось выделить несколько патологических актов рефлексии, когда происходит выпадение определённых схем, причём это выпадение носит принципиальный характер: когда работают определённые операторы осознания, то некоторые схемы вообще не могут возникнуть. Подобные вещи можно констатировать как в клинике, так и в «живой» реальности.
В целом же я получил большое удовольствие от доклада. Во всяком случае, он пробуждает мысль.
А. П. Чернов. Возможно ли рефлексивное отношение человека к природе или же к самому себе?
Г. П. Щедровицкий. В той мере, в какой природа оказывается втянутой в деятельность и выступает как материал или элемент систем деятельности, возможна рефлексия также и по отношению к природе — ибо я говорил, что рефлексия возможна по отношению к любому элементу деятельности.
В аналогичном плане возможно рефлексивное отношение человека к самому себе, ибо и человек является лишь материалом и элементом систем деятельности. Здесь надо иметь в виду ту трактовку системы, на которой я выше специально останавливался. Ведь мы начинаем описание системы с фиксации некоторых процессов, а рефлексия является одним из процессов и вместе с тем определённым механизмом, определённой связью или структурой в деятельности, и она может охватить любые элементы в системе деятельности. Образно говоря, она «ползет» и распространяется, захватывая самые разные элементы. Если вы спрашиваете об ограничениях в отношении тех или иных элементов, то я должен ответить, что этот вопрос мы пока не рассматривали. При первом подходе мне кажется, что возможны лишь временные ограничения на рефлексию, а системных ограничений не будет.
В вашем вопросе может содержаться и другой смысл: в какой мере процессы и связи рефлексии могут реализоваться на отдельном человеке, или, что то же самое, осуществляться одним человеком. По этому поводу я могу сказать, что современный изощренный человек может в одиночку, за счёт присвоенных им механизмов мышления имитировать связи кооперации любой сложности. Это значит, что он без труда будет имитировать любые и всякие рефлексивные процессы.
В. А. Лефевр. Мне хочется сделать ещё то утверждение, что сегодня я не вижу других. форм и способов описания свободы кроме тех, которые были развиты в наших схемах рефлексии.
Г. П. Щедровицкий. Я не вижу в сделанных вами утверждениях чего-либо нового по сравнению с тем, что уже давно было зафиксировано в философии. Вы, наверное, хорошо знаете, что Ф. Энгельс, обсуждая эту тему, писал, что свобода — это познанная необходимость.
Лефевр. Мне представляется, что проводя эту параллель, вы совершаете подлог, и притом — грубый. Я не понимаю, причём здесь познанная необходимость. Сами ограничения — это не необходимость, которая должна отражаться…
Г. П. Щедровицкий. Но ведь всё дело в том, что когда Энгельс говорил о познанной необходимости, то он имел в виду именно ограничения, те ограничения, которые человек устанавливает для себя, извлекая их из чего-то, лежащего вне его сознания — может быть, из природы, может быть, из деятельности, может быть, из социальной организации, в принципе не важно из чего, — и фиксирует в знаниях. Из всего этого вы берёте только один тип ограничений — ограничения, вытекающие из структуры деятельности человека. Но общее понимание всего дела у вас точно такое же, какое зафиксировано в формуле Энгельса.
В. А. Лефевр. Для меня не так важно согласование с классикой. Для меня это куда менее существенно, чем для вас…
Г. П. Щедровицкий. Мне кажется, что во всех случаях хорошо знать, кого повторяешь.
(Рефлексия в деятельности. Георгий Щедровицкий. // Электронная публикация: Центр гуманитарных технологий. — 07.06.2007)
I. РЕФЛЕКСИЯ В ТРАДИЦИИ ФИЛОСОФСКИХ ОБСУЖДЕНИЙ
II. РЕФЛЕКСИЯ В РАМКАХ ТЕОРЕТИКО-ДЕЯТЕЛЬНОСТНОГО ПОДХОДА
____________
Для философствующих конфликтологов
_____________