В каком смысле мы говорим о конфликте как о границе?
А если уж говорим в терминах границ, то почему не имеем в виду «переход границы», что кажется более естественным?
Конфликт как граница, как зона динамики, зона пассивной гетерогенности еще не предусматривает активизации политической речи. Последняя всегда предполагает нарушение границы, «переход», выводящий ситуацию в сферу открытого политического противостояния. Именно такое нарушение «стабилизирует» границу, делает ее предметом политической речи. И теоретический анализ конфликта зачастую сводится именно к таковой. Наша задача иная. Она состоит в попытке установить некоторые правила аналитической работы с динамическим латентным конфликтом, т. е. с границей становящейся, или, другими словами, с принципиально нетотализуемым пространством, где все отношения базируются на различии.
Итак, конфликт мы будем понимать не в политологическом смысле, а соотносить его прежде всего с ситуацией политической еще-не-вовлеченности. Такое понимание противостоит тем дискурсивным практикам, которые описывают конфликт лишь как одну из стадий противостояния, максимальная активность которого достигается в войне.
Конфликт как граница не есть противостояние, но есть со-стояние, необходимое условие совместного бытия (как отдельных индивидов, так и групп людей). Подобная латентность конфликта не есть его «замороженность». Мы прекрасно понимаем, что «холодная война» все-таки война, хотя ее мобилизационная активность менее заметна. Мышление в терминах противостояния, борьбы, войны описывает такую ситуацию, при которой политика оказывается господствующим дискурсом. В этой логике насилие есть неизбежность, а любой способ политического урегулирования конфликта оказывается лишь особой формой понимания того, что есть «уменьшение насилия». При таком положении вещей конфликт есть всего лишь форма меньшего насилия по сравнению с войной, но это отличие является частным.
Противопоставляя конфликт войне не по градации насилия, а по принципиально иной логике действия, мы пытаемся закрепить для анализа место, которое всегда в случае политического типа речи (и опирающихся на него аналитических практик) оказывается исчезающе малым, теряется в силу его кажущейся незначительности. Это место, где не-действие (различные формы пассивности) обладает преимуществом не-нарушения границы. Это место, где различия еще не сформировали язык противоречия. Именно здесь покоится конфликт, который не требует разрешения, но который политика всегда готова использовать, активизировать, придать ему силовую интерпретацию, чтобы начать его разрешать.
Чаще всего мы имеем дело с результатами состоявшейся политики. Те «силовые» конфликты, которые мы наблюдаем в современном мире, — национальные, религиозные, конфессиональные, политические, профессиональные и др., — все они суть результаты определенной политики, господствующей в современном мире. Именно политика производит конфликты-противоборства, хотя постоянно обволакивает их речью, которая должна показать, что она их разрешает.
При этом для нас неважно, какова эта политика в реестре возможных сил (от крайних либералов до фашистов). Разница лишь в языке, использующем определенный градиент силы. И если с фашистской идеологией, с ее агрессивным стремлением к тотализации, к различным формам «обоснованного» насилия, все кажется более или менее понятным, то либеральная политика, опирающаяся на «права человека», скрывает свое стремление к тотальности лишь типом производимой речи, в котором насилие негативно, но эта негативность носит скорее нарратологический характер. Конечно, конкретное значение прав человека сегодня невозможно подвергать сомнению (и не это обсуждается в данном случае), поскольку связаны они не столько с политическими притязаниями либералов, но, пожалуй, с общими этическими установками мирового сообщества, пережившего геноцид, мировые войны, ГУЛАГ, атомные бомбардировки. В каком-то смысле в Декларации прав человека зафиксирована не просто ситуация времени, она несет в себе шрам политики, в ней зафиксирован экстатический момент презрения к любой возможной политике. Однако эта экстатическая составляющая данного документа становится все менее значимой (хотя и неустранимой), и ныне «права человека» становятся основанием для проведения еще одной, нынешней «либеральной» политики, которая господствует и в США, и в Западной Европе. Декларируемое уменьшение насилия заключается в основном в опоре на принципы «договора», «консенсуса», «согласия» при решении возникающих конфликтов.
О политической функции в высказывании
В каком смысле мы говорим о конфликте как о границе?
Политика придает смысл национальности
Война — это не способ разрешения конфликта
(Аронсон О.В. Конфликты и сообщества (о политической функции в высказывании) – В кн. Язык и этнический конфликт. М.: Гендальф, 2001).
Статья предоставлена автором для сайта Московской школы конфликтологии) 2004 г.
_________
ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ В КОНТЕКСТЕ КОНФЛИКТОЛОГИИ
Конфликтология и конфликты