Яндекс.Метрика

День народного единства — день, который на самом деле есть

День народного единства 

 День народного единства —  день, который на самом деле есть

Куликов Дмитрий.

День народного единства — праздник, честно сказать, не сильно популярный, почитаемый за «искусственное календарное образование». Однако на самом деле у этого праздника есть реальное историческое и цивилизационное содержание — собственно Народное Единство. То самое единство, на котором испокон веков стояла и стоит земля Русская.

О происхождении

Этот недавно учрежденный общероссийский праздник носит название «День народного единства». Хорошо бы ответить на вопрос, о каком народе идет речь и, собственно, в чем заключалось и заключается его единство. При всей кажущейся самоочевидности ответов на самом деле все не так просто.

Московское царство, сложившееся во времена Ивана Грозного, было вполне себе разнородно и, на первый взгляд, ничем не объединено, кроме власти сильного царя. Приняв на себя миссию Третьего Рима, Москва утвердилась как столица нового государства, включившего в себя Московию, Казанское, Астраханское и Сибирское ханство. Вот этот базовый протоимперский состав России был очень пестрым национально, конфессионально и, конечно же, социально. Именно народное единство этого нового восточноевропейского государства проверялось на прочность Смутным временем и иноземными вторжениями.

В дореволюционное время (до 1917 года) этот день праздновался как День Казанской иконы Божьей Матери, чудотворная сила которой считается необычайной. И ведь действительно немалое чудо состояло в том, что страна, представляющая собой «лоскутное одеяло», не распалась. Люди разных сословий и классов, вероисповеданий, языков, культур и национальностей не погрязли во вражде, а смогли объединиться, выстоять в борьбе и победить, явив противнику новую, никогда до этого не существовавшую культурно-историческую сущность — российский народ. В войсках Минина и Пожарского против интервентов сражались все национальности и конфессии, проживавшие на территории Московского царства. На самом деле этот праздник можно было бы называть Днем рождения народа. Или, по-другому, Днем происхождения Российского народа, спасшего и защитившего свою страну. Сделав это, российский народ произошел из русских, татар, украинцев, башкир и стал быть.

И сегодня, в XXI веке, российский народ — это все то же этническое и конфессиональное многообразие, использующее в качестве основного (или одного из основных) русский язык и воспитанное в культуре единого государства и большой страны, учрежденных в эпоху Ивана Грозного более 400 лет тому назад. Российский народ многонационален и многоконфессионален по факту своего возникновения и происхождения. Это народ имперский по своей сути.

О сути единства

Итак, современная Россия исторически, сразу складывалась как империя. То есть как форма совместного исторического сосуществования принципиально различных социокультурных организованностей. Единство российского народа испытывалось многократно. Все без исключения попытки завоевать Россию в качестве одного из важнейших инструментов такого завоевания имели средства раскола российского народа либо по национально-конфессиональным признакам, либо по социально-классовым, либо и те и другие. И, что интересно, именно народное единство, позволяющее отбросить все навязанные или спровоцированные противоречия, каждый раз становилось тем последним неприступным рубежом, который враги так и не могли преодолеть. Имперской форме организации как форме сосуществования культурно разного противостоит форма национального государства. Эта форма, наоборот, является унифицирующей, она фиксирует принцип жесткой иерархии связей и структур управления — в отличие от имперской формы, принципиально гетерархической и построенной на взаимозависимостях. Именно национальные государства породили самые жестокие дискриминационные режимы, и прежде всего немецкий фашизм (нацизм).

Сегодня в России пытаются каким-то образом имплантировать в ткань имперской культуры и имперского мышления ценности и идеологию национального государства, и это, на мой взгляд, является, пожалуй, самой большой угрозой и самым большим вызовом историческому существованию страны. Русский национализм, если он утвердится в форме ведущей идеологии (или одной из ведущих), выступит могильщиком исторической России.

В современной Западной Европе сегодня совершается большой культурно-исторический эксперимент: попытка построить империю из многих национальных государств, выращивание имперской формы организации как бы поверх национальных государств. Многие в Европе понимают, что исторически конкурентоспособной является только такая форма. Шансы этого эксперимента на успех резко возрастут, если Европа (прежде всего Германия и Франция) наберется смелости и захочет полноправного и полноценного участия России в новом панъевропейском проекте. И, самое главное, если Европа сможет противостоять воле США, прямо запрещающих ей это.

Любопытно, что в лидеры мира в XXI веке зачислены страны, которые принципиально несут в себе имперскую форму организации жизнедеятельности. Это США и Китай. США проектировались отцами-основателями по образу и подобию древнеримской империи, а Китай никогда ничем другим, кроме как империей, и не был. В то же время показательно, что Россия оказалась отодвинутой на обочину исторических процессов, как только отказалась от имперской сущности в момент распада СССР. Ведь главным мотором распада Союза была Российская Федерация, стремившаяся приблизиться к форме национального государства. Мы сегодня имеем в России успешно реализованный проект российских либерал-реформаторов начала 90-х: сбросить с себя все республики, радикально снизить военные расходы и существовать за счет природной ренты. Ничего больше либерал-демократы «ельцинского призыва» не планировали и не проектировали, никаких других целей не ставили. А если ничего другого не планировали, так оно ниоткуда и не могло взяться — так же, как вопреки распространенным заблуждениям не происходит «самозарождения жизни» в куче грязного белья.

От того, насколько сегодня российский народ и российская элита смогут осознать себя имперскими, а не национальными, а значит, не националистическими, прямо зависит способность России существовать в истории. Двадцать лет с момента распада СССР, на мой взгляд, достаточный срок для того, чтобы осознать: новые «независимые» национальные государства стали лишь материалом деятельности других государств, далеко не национальных, а глубоко имперских по своей форме и сути.

Имперская реинтеграция постсоветского пространства и возможная трансъевропейская интеграция в проект «Большая Европа от Лиссабона до Владивостока» — единственный сценарий, при котором возможно замещение процессов социокультурной деградации процессами исторического развития на всей этой территории.

 Естественным противником такого сценария являются США, мыслящие себя современным Римом, то есть единственной европейской империей, Западную Европу — античной Грецией, колыбелью культуры и цивилизации, имеющей заслуги в прошлом, но во времена становления империи никакой политической роли не играющей. Ну а Россию штатовская политическая мысль видит в роли античного Карфагена, который должен быть разрушен. Частично современный Карфаген (Россия) как единственная возможная историческая альтернатива современному Риму (США), но происходящая из того же культурного корня, уже разрушен, поскольку Советский Союз пал, а мир, как кажется многим, стал однополярным и безальтернативным.

«Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…»

Эти строки из гимна Советского Союза сегодня звучат по отношению к недавней нашей истории практически как издевательство. Союз не только оказался легко разрушимым (настолько, что его даже никто не вышел защищать), но и сама «великая Русь» (Российская Федерация) старательно разрушала этот Союз.

В чем же ключевая проблема? Ведь в СССР была очень высокая степень межнационального, межкультурного и даже социального единства. Равенство самых различных типов достигало во времена Союза самых значительных исторических высот. И тем не менее Союз развалился. Думаю, все дело в том, что подлинное народное единство базируется не только и не столько на отсутствии конфликтов и противоречий (кстати, оные в позднем СССР были следствием процессов распада и разложения, а отнюдь не их причиной), сколько на единстве целей и ценностей. Цели и ценности существуют в человеческом мышлении и деятельности и являются важнейшим средством организации человеческого мышления и деятельности. Предполагаю, что без целей и ценностей человеческого мышления и деятельности вообще не бывает.

Исторической целью советского народа и его авангарда, КПСС, было построение коммунизма. Коммунизм в соответствии с планами партии и народа мы должны были построить к 1980 году. Мы его к 1980 году и построили. Вместо того что бы признать, что это и есть коммунизм (поскольку никакого другого коммунизма даже в идеальном проектном виде не существовало), зафиксировать результаты построения, проблематизировать их, поставить новые цели и двинуться дальше, мы, советский народ, будучи не удовлетворены результатами оного построения, решили отказаться от всей своей советской истории и признать ее ошибочной. Более глупое, бессмысленное и истеричное решение придумать трудно. Понятно, что формировалось это решение, с одной стороны, в условиях тотальной свободно действующей пропаганды наших цивилизационных и исторических конкурентов, а с другой стороны, в условиях отсутствия в стране действенного правящего класса, способного выполнять историческую работу мышления по постановке исторических целей и формированию ценностей, соразмерных миру и времени.

Партийная советская номенклатура так и не смогла стать настоящим правящим классом. Эта номенклатура была цивилизационно неконкурентоспособна, поскольку единственным действенным механизмом формирования и ротации этого квазиправящего класса были репрессии. Репрессии как институт вертикальной мобильности, репрессии как механизм кадровой политики и, самое главное, репрессии как институт формирования предельного единства и устранения несогласных.

Поэтому прежде всего сама партийная номенклатура сдала Советский Союз — с одной стороны, не способная поставить новые исторические цели, с другой стороны, не способная воспроизводиться в виде действительного правящего класса в условиях замещения репрессиями необходимой для воспроизводства и развития политической конкуренции. Поэтому элита предала и свою страну, и свой народ.

Для сегодняшней России невероятно актуальны несколько простых вопросов:

— А появился ли в России за прошедшие 20 лет новый правящий класс?

— Если да, то в чем этот правящий класс является новым по сравнению с советской номенклатурой и почему он не предаст также свою страну?

— Или, может быть, он никакой не новый и обязательно предаст или даже уже предал?

— И если дела действительно обстоят именно таким образом, то с чем тогда нам связывать наши надежды?

— И не это ли самая большая проблема сохранения (построения) народного единства?

Скорее всего, наша историческая ситуация именно такова, поскольку действительного правящего класса, способного выполнять свою историческую функцию, у нас по-прежнему нет.

О конкуренции народных единств

День народного единства — праздник как бы новый, если почему-то не помнить царской России.

Праздник этот, сегодня сильно критикуемый — правда, не людьми, самостоятельно размышляющими, а теми, кто повторяет навязанное и привнесенное, часто даже не осознавая истинную природу этой своей якобы критики. Странное социальное образование, именуемое российской интеллигенцией, считает этот праздник искусственным или слишком провластным, игнорируя и историю своей страны, и ее перспективы. Что, в общем, характерно для российской интеллигенции, поскольку она всегда была озабочена исключительно собой.

Мне кажется, что этот праздник и его смысл важны не только с точки зрения правильного осмысления прошлого, на котором я попытался остановиться выше (насколько это возможно в рамках журнальной статьи), но и с точки зрения перспективного будущего.

По всей вероятности, мир находится в исторической точке входа в жесткий системный культурно-цивилизационный кризис. Уже почти очевидно, что потребуется смена деятельностной модели существования всей евроатлантической цивилизации. Понятно, что социальные протесты в Греции и Италии, бунты в США против «финансовых воротил» — это лишь начало разворачивающихся событий. Американский обыватель сегодня совсем не готов терпеть падение уровня жизни. Не думаю, что американцы послушно согласятся с кратным снижением этого уровня, как согласились мы в момент крушения СССР. Запас американского и европейского «народного единства» совсем невысок и может закончиться даже быстрее, чем в России. Это дает нам некий исторический шанс. Объяснить «простому американцу», почему он должен все это терпеть, можно лишь развязав серьезную войну, которая будет ему «объяснять» все тяготы и лишения.

Но и в нашей стране в условиях падения цен на углеводороды социальный конфликт может быть достаточно жестким. С другой стороны, превращение арабского Востока и Северной Африки в постоянно бушующий военный конфликт с неограниченными территориальными пределами и возможной ярко выраженной религиозной составляющей является непосредственной угрозой для нашей многоконфессиональной страны. Пройдя через разворачивающийся кризис, мир действительно станет другим. Я уверен, что социально-культурный феномен общестранового народного единства будет в этом кризисе важнейшим ресурсом исторического выживания стран и государств.

Ну что ж, тогда с праздником, с Днем народного единства, страна!

Статья написана в 2011 году.

Источник 

________

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ В КОНТЕКСТЕ КОНФЛИКТОЛОГИИ

Конфликтология и конфликты